Саня Дырочкин — человек общественный - [33]
«Мы никогда, наверное, не уйдём отсюда, — вздохнул я про себя. — А нужно ведь ещё идти за картошкой».
За окном редкие хлопья мартовского снега медленно ложились на мокрый асфальт, таяли.
Мне захотелось показать Севке возникшую на улице красоту, кружащиеся и тающие снежинки, но Байкина на прежнем месте не оказалось.
Я пошёл его поискать, и тут нечто странное предстало перед моими глазами. «Марсианин!» — невольно подумал я.
На «марсианине» были Севкины вполне земные брюки и Севкины ботинки! Зато голова «марсианина» ярко сверкала.
«Да это же Севка в хрустальной вазе!» — сообразил я.
— Байкин, снимай сейчас же! Увидит продавщица! — бросился я к нему.
Тяжёлая ваза глубоко сидела на Севкиной голове, даже закрывала подбородок. Байкин поддерживал вазу руками.
Бабушка тоже увидела незнакомое чудовище в вазе и сразу понеслась к нам, расталкивая людей в проходе.
— Сева, что ты наделал?! — сердилась бабушка, хватаясь руками за вазу, вернее, за Севкину голову.
Ваза не поддавалась. Севка согнулся, и чем сильнее бабушка тянула вазу, тем активнее бодал бабушку Севка.
— Зачем ты её надел?! — причитала бабушка, стараясь освободить внука.
Севка сохранял спокойствие.
— Я рыцарь! — сообщил он бабушке из вазы. — Это мой шлем!
— Ты дурачок, а не рыцарь! — возмущалась бабушка. — Разве рыцари разгуливали в вазах!
Кажется, Севка и сам уже всё понимал. Впрочем, не понять случившегося было трудно. Севкин нос крепко держал вазу. Нос был как выступ.
Продавщица из отдела ваз, наговорившись с подругой, тем временем вернулась в свой отдел и… обомлела.
— А что покупатель делает в вазе?! — прошептала она. — Зачем он туда забрался?!
— Мальчик хотел поиграть… — виновато объясняла бабушка, дёргая за вазу.
— Как это поиграть?! Ваза стоит девяносто восемь рублей семьдесят копеек?! — говорила продавщица.
Услыхав про такую сумасшедшую сумму, бабушка ещё сильнее потянула вазу.
— Ты мне оторвёшь голову! — стонал Севка из вазы. — Ой, больно!
— Снимай сам, — советовал я.
— Не мучайте меня! Подождите! Я немного посижу в вазе! — умолял Севка.
В отдел прибывали люди. Тревожный гул нарастал со всех сторон. Каждому не терпелось извлечь Севку.
Появился директор, солидный человек с усами золотистого цвета и курчавой бородкой. Он медленно обошёл Севку в вазе.
Продавщица кинулась объяснять ситуацию.
— Гм! — обдумывал директор чрезвычайное Севкино положение. — Тянуть, кажется, бесполезно. Будем вывинчивать.
— Как… вывинчивать?! — с ужасом повторила бабушка, отпуская Севку.
— Крутить по часовой стрелке. — И директор показал нужное направление руками.
Он осмотрел магазин, увидел стол, на котором обычно заворачивают товары, и распорядился:
— Мальчика положим сюда… Вы, бабушка, держите пострадавшего за ноги, а я покрепче зажму вазу и буду медленно поворачивать её на голове, пока она не останется в моих руках…
— Кто она?! Голова?! — как эхо произнесла бабушка.
— Конечно, и такое возможно, — кивнул директор, — но я бы хотел всё-таки вывинтить вазу, а голову мальчик пусть уж носит. Она ему пригодится. — И прибавил: — Хотя было бы не худо, если бы его голова стала чуть умнее.
Директор повернул Севку к столу, на котором заворачивают товары.
Байкин шёл, как слепой, вытянув руки. Сквозь толстый хрусталь многое не рассмотришь. Да и тяжеленная эта ваза! Севкина голова опрокидывалась то назад, то вправо, то влево, — слабоватой для такого веса оказалась Севкина шея.
— Сюда, сюда! — подталкивал Байкина директор.
— Держись, Севка! — подбадривал я друга.
— Держусь! — донеслось из вазы. — Как считаешь, Дырочкин, если они меня не вывинтят, жить в вазе можно?
За меня ответил директор:
— Если не вывинтим, то вам, бабушка, придётся внести в кассу девяносто восемь рублей семьдесят копеек и мы охотно разобьём вазу. Молотков в нашем магазине полно.
— Но я не рассчитывала на такую большую трату! — проговорила бабушка, слегка бледнея. — Я шла за кастрюлькой!
Севка забрался на стол, стараясь лечь осторожно, но так стукнулся вазой, что хрусталь загудел.
— Хороший хрусталь! — похвалил директор. — Чешский! Слышите, какой чистый звук?!
Он поплевал на ладони, готовясь вывинчивать вазу.
— Ну, мальчик, — предупредил директор, — сейчас потянем. Конечно, будет слегка неприятно, может, больно, но нужно терпеть. Ты сам придумал себе эту пытку.
— Лежи, Севка, — шепнул я.
— Ле-ежу, — отозвалось из вазы.
— Значит, так, — продолжал директор. — Если твой нос слегка сплющится, не огорчайся. Красота для мужчины значения не имеет. Главное — ум и сила!
Севка не отзывался. Возможно, он был с директором не согласен.
— Начали! — скомандовал директор и медленно стал поворачивать вазу.
Вместе с вазой поворачивалась и Севкина голова. Когда директор повернул голову до предела, Севка заорал:
— Бо-о-ольно!
Пришлось ставить голову на прежнее место.
— Заплатили бы, уважаемая, в кассу девяносто восемь рублей семьдесят копеек и ваза ваша, — снова предложил директор. — А дальше делайте с хрусталём всё, что хотите.
— У меня нет с собой таких больших денег! — напомнила бабушка.
Севкино положение становилось крайне серьёзным.
— Но может, товарищ директор, вы посидите с моим внуком, а я съезжу в сберкассу? Нужно как-то освобождать человека.
