Санта-Клаус, или Отец на Рождество - [54]

У них были и другие проблемы, продолжал Лайам. Никто не хотел обвенчать их. Англиканский викарий не мог провести церемонию, потому что Пруденс была несовершеннолетней; католический священник попросил Пру принять их веру и поклясться, что младенец будет расти католиком. Она отказалась. Грейс-Энн расслышала горечь в голосе Лайама, когда он рассказывал ей об этом обстоятельстве; сам-то он был готов отказаться от своей церкви. Они могли бы провести древнюю ирландскую церемонию связывания рук, но Пру заявила, что в Англии это не будет признано, и, что еще хуже, отец Лайама настаивал на том, что если венчание не состоится в католической церкви, то в глазах Господа они не будут женаты. Так что в их городке Пруденс считалась падшей женщиной. Никто из женщин, кроме старой Мары, не навещал ее, даже для того, чтобы предложить крайне нужный совет. А Пру и Джилли Халлоран, отец Лайама, постоянно были на ножах.

– Сами видите, что у меня не было другого выбора, кроме как оставить там мою дорогую крошку. Она слишком слаба, чтобы путешествовать, а я добрался быстрее, вместе с лошадьми, потому что спал в амбарах и все такое. – Он потер пятно на кожаных бриджах. – Теперь я должен уезжать, клянусь Богом. Нам нужны деньги, которые принесет аукцион, и мы должны поддерживать складывающуюся репутацию племенной фермы Халлоранов, знаете ли.

Грейс-Энн понимала, что всем будет лучше, если Халлораны станут заниматься разведением лошадей. Она также видела, что у нее нет выбора, кроме как отдать Лайаму все деньги, какие только возможно, вместе с адресом мистера Олмстеда, поверенного его сиятельства в Лондоне.

– Он узнает, как получить специальное разрешение, чтобы англиканский священник смог поженить вас. Я напишу банковский чек без указания суммы и попрошу его выдать столько средств, сколько будет необходимо, авансом за счет моих доходов. Сначала мы позаботимся о том, чтобы узаконить вашего ребенка, а позже подумаем о глазах Господа и вашем отце.

Лайам уставился на свои загрубевшие от работы руки.

– Я не знаю, захочет ли теперь Пру выйти за меня замуж.

– Это вариант даже не рассматривается. Жизнь ребенка не должна быть разрушена из-за того, что Пру не в настроении, только не тогда, когда я смогу что-то сделать по этому поводу.

Как Грейс-Энн и догадывалась с самого начала, у нее тоже не осталось выбора. Хочет она или нет, но ей придется поехать к сестре, оказать ей помощь, подарить комфорт, утешение – и заставить эту дурочку выйти замуж.

От викария не было никакой помощи, и не то, чтобы Грейс-Энн ожидала чего-то иного.

– Если ты покинешь мой дом, – кипел он от злости, – то ты покинешь его навсегда. Не возвращайся. Обе мои дочери теперь все равно что мертвы для меня.

Грейс-Энн повернулась к матери, которая всхлипывала в носовой платочек, сжимая его дрожащими руками.

– Мама, – проговорила она, – мы ведь и твои дочери тоже. – Грейс-Энн знала, что почувствовала бы, если бы кто-то попытался запретить ей видеться с сыновьями. – Мама? – Миссис Беквит зарыдала громче. Грейс-Энн отправилась укладывать вещи.

Разорвать отношения с Беквитом было одним делом, а бросить вызов герцогу – совсем другое. Уэр не хотел, чтобы она увозила близнецов из его владений. И он сам говорил, что будет очень недоволен, если Грейс-Энн увезет мальчиков туда, где он не сможет видеться с ними.

Тогда ему не следовало уезжать в Австрию и хорошо проводить там время, сказала себе Грейс-Энн, бросая в сундук нижнее белье. Как часто он виделся с Уилли и Лесом после отъезда туда? Она читала лондонские газеты, когда они доходили до нее, и не могла не слышать, как обитатели деревни Уэрфилд следили за перемещениями «своего» герцога. Она даже знала имя его австрийской любовницы. Княгиня, ничуть не меньше. Грейс-Энн желала ей всего наилучшего. Пусть эта женщина сделает Уэра счастливым и занятым, взмолилась она, и удержит его подальше от Англии.

Грейс-Энн не думала, что герцог откажет ей в ежемесячном содержании из принципа – только не после того, как, по сообщениям, купил княгине браслет, стоимостью в сто вдовьих пенсий. И она отказывалась даже предполагать, что герцог Уэр, как бы он не был высокомерен или разгневан, позволит своим подопечным голодать с досады на то, что не каждое его желание и каприз были исполнены. Лиланд имел властную, но не жестокую натуру.

Конечно же, не возникало даже вопроса о том, чтобы оставить мальчиков здесь. Если бы герцог был дома, с достойным уважения мистером Мильсомом и армией слуг, с детской, которая занимала целое крыло, и обширным парком, то Грейс-Энн могла бы задуматься о том, чтобы на время расстаться со своими ангелочками. То, что у нее появилась сама мысль оставить драгоценных крошек здесь, служило признаком, показывало, настолько велика ее уверенность в привязанности его светлости к мальчикам. Это – и еще страх перед перспективой провести несколько дней – или, возможно, недель, – в закрытом экипаже со своими бесценными ангелами. Даже у материнской любви есть свои пределы.

Она и Лайам наняли самую комфортабельную карету в Уэрфилде, самого надежного кучера, лакея, у которого были младшие братья. К несчастью, няня Мэг отказалась покидать молодого человека, с которым она состояла в близких отношениях; Сьюзен была нужна дома; Берту тошнило, когда она путешествовала в карете; а Джун очень боялась плыть по морю. Другими словами, все они готовы скорее отправиться на ручной тележке в ад, чем в Ирландию на ненадежном качающемся корабле.