Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - [69]

При Екатерине II в 1777 году в Петербургской губернии был основан город Луга. В указе по этому случаю будто бы значилось: «Основать на реке Луга город и заселить всякой сволочью». То есть согнать, или, как выражались в XVIII веке, сволочь туда на постоянное жительство людей отовсюду.

Одним из героев петербургского городского фольклора стал известный актер Федор Волков. П. А. Вяземский записал легенду о том, как Волков якобы выручил из беды Екатерину II в день восшествия ее на престол. Будто бы когда она прибыла в церковь для принятия присяги, то должна была зачитать манифест, который второпях не был заготовлен. Екатерина растерялась. В этот драматический момент из толпы вышел какой-то «человек в сюртуке» и вызвался прочесть манифест. Императрица согласилась. Человек вынул из кармана какую-то бумагу и прочел «манифест обыкновенного при таких случаях содержания». Как выяснилось потом, бумага оказалась чистой, а импровизатором был актер Волков. В благодарность императрица «назначила ему значительный пенсион с обращением оного и на все потомство его».

Широко и печально известен был в екатерининском Петербурге обер-секретарь тайной экспедиции, глава политического сыска С. И. Шешковский. Рассказывали легенду о том, как он попал в ловушку, устроенную им же для других. В кабинете Шешковского стояло специальное кресло, в которое он «просил сесть приглашенного». Едва тот садился, как по знаку петербургского инквизитора кресло опускалось под пол так, что только голова и плечи сидящего оставались наверху, а все туловище висело под потолком нижней комнаты. Там кресло отводили в сторону, виновного обнажали и начинали нещадно пороть. После такой экзекуции гостя одевали, поднимали наверх и отпускали домой. Из-за боязни публичной огласки и осмеяния наказанный молчал. Но однажды, рассказывает легенда, к Шешковскому в кабинет попал некий молодой человек, уже однажды побывавший у него. Зная, что последует за приглашением сесть в кресло и знакомый с его устройством, молодой человек, выслушивая нравоучения Шешковского и соглашаясь с ним, пытался тем временем различными способами приблизить к креслу его хозяина. Наконец, это ему удалось и, обладая достаточной силой, он, обхватив руками Шешковского, бросил его в кресло и нажал известную кнопку. Кресло мгновенно опустилось и под полом началась привычная работа. Шешковского будто бы изрядно высекли, а молодой человек убежал домой. Боязнь огласки сработала и на этот раз. Шешковский до самой своей смерти молчал. Но легенда сохранилась.

В то время генерал-полицмейстером Петербурга был Николай Иванович Чичерин, неожиданную смерть которого городской фольклор связал с драматическим наводнением в сентябре 1777 года. В тот день Нева поднялась на 310 см над ординаром и залила все низменные места столицы. Жертвы петербургских жителей были неисчислимы. Но Екатерина считала, что если бы полиция действовала более решительно, жертв было бы значительно меньше. Ее огорчению и негодованию не было пределов. Вызвав генерал-полицмейстера, она, как рассказывают, низко поклонилась ему в пояс и язвительно проговорила: «Спасибо, Николай Иванович! По милости твоей погибло несколько тысяч моих добрых подданных». Чичерин «не выдержал этого упрека: с ним случился удар и он дня через два умер».

Надо сказать, упрек, действительно, был не вполне справедлив. В спасении терпящих бедствие принимали участие все – от полиции до гвардейских полков, к которым Екатерина особенно благоволила. Гвардейцы отвечали ей тем же. Один из примеров такой взаимной благосклонности запечатлен в фольклоре. Офицеры лейб-гвардии Гусарского полка носили так называемые ташки – плоские трапециевидной формы сумки, пристегнутые к поясной сабельной портупее, с недошитым узором. Согласно полковому преданию, образцовую ташку вышивала лично императрица, но, не успев закончить работу, скончалась. С тех пор в память об императрице офицеры полка и носили «незаконченную ташку».

Среди иностранных монархов, посетивших Петербург, был австрийский эрцгерцог Иосиф II. Рассказывают, что Екатерина, желая удивить его скоростью езды в России, приказала найти ямщика, который сумел бы на перекладных доставить его из Петербурга в Москву за 36 часов. Ямщика нашли. На вопрос государыни он якобы ответил: «Берусь, матушка, доставить немецкого короля в 36 часов, но не отвечаю, будет ли цела в нем душа».

Австрийский король так и остался восторженным почитателем Петербурга. Возвратившись на родину, он любил часто повторять рассказ, ставший впоследствии историческим анекдотом о веротерпимости в русской столице. «Вообразите, говорил он, что пять или шесть человек идут в воскресенье вместе и разговаривают дружески; дойдя до Невского проспекта, они расходятся все в разные стороны, уговорясь в тот день обедать или быть ввечеру вместе. Все они пошли к обедне, но только один идет в русскую церковь, другой в лютеранскую, третий в реформатскую и так далее: все они были разных вер». И добавляет, по словам П. Свиньина, в чьем пересказе мы передаем этот исторический анекдот: «Сие согласие между разноверцами не приносит ли отличной чести русскому правительству и характеру россиян».