Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах - [28]

В кабинете императора в Большом Петергофском дворце стены сверху донизу отделаны резным дубом. Существует предание, что некоторые части дубовой обшивки император вырезал сам.

Центром всей композиции Большого каскада Петергофа является скульптурная группа «Самсон, раздирающий пасть льва», хотя она установлена едва ли не позже всех скульптур каскада – в честь 25-летия Полтавской битвы. В то же время сохранилась легенда, что Самсон был сооружен в 1725 году повелением Екатерины I. Именно она будто бы задумала увековечить Полтавскую победу в виде аллегорических фигур – Самсона и льва: Самсон символизировал Россию, а лев – побежденную Швецию. По другим преданиям, Самсон установлен еще при Петре I, в 1715 году, в память Гангутского морского сражения.

К концу XVIII века большинство первоначальных, выполненных из свинца скульптур Большого каскада из-за недолговечности материала пришло в негодность. В 1799 году их решили заменить бронзовыми. К изготовлению скульптур были привлечены лучшие скульпторы того времени, в том числе Ф. Ф. Щедрин и И. П. Прокофьев. Первый из них выполнил скульптуру «Нева», второй – «Волхов». Установленные по обе стороны Большого каскада, они тут же породили замысловатую легенду, кочующую с тех пор по литературным источникам. Будто бы скульптурная группа первоначально была выполнена одним автором, представляла собой единую композицию, но затем «была расчленена на две отдельные фигуры».

Среди местных жителей бытуют легенды о том, что некоторые фонтаны Петергофа придуманы лично императором. Например, по его проекту якобы выстроен фонтан «Пирамида».

На мраморной террасе Монплезира стоит бронзовая статуя Нептуна, менее всего напоминающая греческого бога морей и потоков с трезубцем и более всего – ярославского мужика с вилами. Известно, что Нептун отлит в 1716 году на Московском литейном заводе по рисунку Петра I. На этот счет живет в Петергофе стародавнее предание. Будто бы у Петра был хороший знакомый, богатый купец из местных, часто посещавший государя в Монплезире. Рассказывают, что купец был застенчив как красная девица, и, когда Петр водил его по залам своего «голландского домика», приходил в замешательство, смущался и не знал, куда деться от стыда, видя обнаженные тела на картинах. Петра это приводило в неподдельный восторг. И вот однажды, рассказывает легенда, ему пришла в голову вздорная мысль подшутить над простодушным провинциалом. Петр набрасывает рисунок… и образ стыдливого мужика, выполненный в лучших традициях древнерусской деревянной скульптуры, запечатлевается в бронзе. Правда, снисходительный Петр оставил на бедрах несчастного что-то вроде повязки, опять же весьма далекой от античных образцов.

Монплезир был одной из наиболее любимых построек Петра в Петергофе. Он любил бывать здесь, любуясь морским простором Финского залива. В спальне бережно хранилась его постель, согласно преданию, поставленная им самим таким образом, чтобы при пробуждении «первым предметом глазам его представился Кронштадт, ясно отсюда видимый».

Стараясь ни в чем не отставать от своего повелителя, всесильный герцог Ижорский Александр Данилович Меншиков закладывает на южном берегу Финского залива, напротив Кронштадта, дворцовый комплекс, положивший начало городу Ораниенбауму и великолепному парку, достигшему своего наивысшего расцвета в середине XVIII века благодаря праздничной архитектуре Антонио Ринальди. Дворец стоял на возвышенной террасе, а внизу более чем на версту тянулись к морю болота, поросшие камышом и высокой травой. Для сообщения с морем был прорыт так называемый Морской канал. Сохранилось предание, что дворец и канал были построены по просьбе Екатерины I. Как и в случае с «путевыми светлицами» в Петергофе, заботливая Екатерина, беспокоясь о безопасности супруга во время поездок его в Кронштадт в бурную погоду, считала, что Петр непременно на обратном пути заедет к своему любимцу, а от него уже сможет вернуться в Петербург берегом на лошадях. Канал, по преданию, вырыли всего за три дня девять тысяч крепостных Меншикова, снятых для этого со всех строек светлейшего.

По другому преданию, тот же канал был прорыт по иному случаю. Однажды, рассказывает оно, Меншиков ожидал царя на дороге, ведущей из Петербурга в Ораниенбаум. Но Петр решил отправиться к нему по заливу в шлюпке. Однако мелководная прибрежная полоса, заросшая камышом, не дала лодке подойти к берегу. Рассерженный царь велел поворачивать обратно. Тогда-то Меншиков прервал на три дня все строительные работы в Кронштадте, чтобы прорыть канал к Нижнему саду Ораниенбаума. Проехав по нему, Петр будто бы сказал: «Дело знатное, хотя, должно быть, немного и коштовато». Герцог Ижорский, замечает Пыляев, «не любил скупиться, когда дело требовало издержек». Как мы знаем, император сам был равнодушен к роскоши, но поощрял страсть к ней в других.

В 1780 году, через пятьдесят один год после смерти Меншикова, городу Ораниенбауму, только что возведенному в ранг уездного, был пожалован герб. Загадочная и необычная для русской геральдики символика его – померанцевое дерево с плодами на серебряном поле – восходит к первому десятилетию XVIII века, когда Меншикову для обязательной застройки были пожалованы Петром земли вдоль южного берега Финского залива. Скорее всего, этот герб первоначально относился к меншиковской усадьбе. Во всяком случае, еще в 1761 году, задолго до утверждения герба, на гравюре Ф. Внукова и Н. Челнокова по рисунку М. И. Махаева «Проспект Ораниенбаума, увеселительного дворца ее императорского величества при Финляндском заливе против Кронштадта», уже изображен геральдический знак с померанцевым деревом в кадке. На той же гравюре, слева от дворца, хорошо видна не сохранившаяся до наших дней Померанцевая галерея, в которой, кроме лимонов, винограда, ранних овощей и ягод к столу хозяина, выращивались декоративные померанцевые деревья. Существует предание, что «при первом прибытии сюда русских было найдено оранжевое дерево».