Санкционный смотритель - [7]

Ну что Павел? Выпустил на свободу Тадеуша Костюшко, польского смутьяна. Вернул из усть-илимской ссылки Радищева, русского смутьяна. Аракчеева из артиллерийских поручиков в генералы произвел. Гатчинские капралы-малороссы в силу вошли, бегают по улицам, исполняя высочайшее повеление - истреблять немецкие камзолы, рвать в клочья модные жилеты и круглые шляпы, стричь у прохожих бакенбарды. Оперный театр, что стоял на Царицыном лугу, снесли за одну ночь. Это военный губернатор Архаров царское приказание исполнил, хотя и знал, что театр был создан при Екатерине Великой, обожавшей искусства. Всем обывателям велено писать сообщения о притеснениях и крамолах и опускать оные в особый почтовый ящик, ключ от которого имелся только у императора. А красть и танцевать вальсы было не велено. Равно как носить шубы гвардейским офицерам.

Про все это говорили с усмешкой, зато светлейшего князя Потемкина-Таврического поминали с уважением. Он один трехсот фаворитов Екатерины стоил. И не думать бы об этом Павлу Петровичу, а как не думать? Не в саду кровоточил терновник - в душе. И ветры Мерзлого океана обжигали грудь ненавистью.

Семь лет спустя после кончины Григория Потемкина Павел распорядился выкинуть из склепа церкви святой Екатерины, что в Херсоне, гроб с прахом светлейшего и похоронить его «без дальнейшей огласки, в самом же том месте, в особо вырытой яме, а погреб засыпать землей и загладить, как если бы его никогда и не было». Царь всегда прав и благ: этих разъединил после смерти, тех - соединил...

Не искал император своей судьбы в «рухляди минувшего», откуда щерились на него нахальные фавориты любвеобильной матушки, просто терзало осознание того, что один из них был отцом Павла Петровича. Который из них - это вопрос. Может, и не Салтыков вовсе.

Что Петр не являлся отцом Павла, сомнений не было никаких. Авторитетных свидетельств тому множество. Сама Екатерина отразила в своих «Записках» неутолимую страсть номинального супруга к игре в куклы на брачном ложе. Ну там еще шагистика, прусский мундирчик, голова с кулачок, игра на скрипке, казненные крысы, щекотание фрейлин. Других утешений и забав не знал Петр Федорович.

Царствующая Елизавета Петровна, заждавшаяся наследника от великокняжеской четы, уже и девку подсылала спрятаться под супружеской кроватью Петра и Екатерины, чтобы узнать наконец - когда же? Выходило, что никогда.

- Опять в куклы оне играли, матушка, - докладывала сонная девка. - До полночи матрешек клеили, а опосля...

- Обое, что ль, в куклы-то? - с надеждой вопрошала Елизавета, имея в задней мысли теоретическую возможность плавного перехода от кукол к утехам более значимым.

- Нет, матушка. Одне Петр Федорович игрались...

- Что же княгиня?

- Екатерина Алексеевна до полночи плакали, а опосля...

- Что?

- Храпели.

- Врешь ты все! Ступай!..

После пяти лет замужества Екатерину обследовали доктора - девственница!.. Это обстоятельство породило государственный шок у Елизаветы и сильно напугало Екатерину, очень желавшую хоть сколько-нибудь поцарствовать в будущем. Да много ль тут поцарствуешь с таким-то супругом, коли Елисавет Петровна того и гляди наладит неэффективного племянничка обратно в Голштинию. И по прошествии положенных месяцев родила Екатерина от гвардейского офицера Сергея Салтыкова младенца мужского пола, нареченного...

Не так. Надобно знать Елизавету Петровну, чтобы понять следующие строки из записок фон Бриггена о Павле: «Екатерине понравился прекрасный собой Сергей Салтыков, от которого она и родила мертвого ребенка, замененного в тот же день родившимся в деревне Котлы, недалеко от Ораниенбаума, чухонским ребенком, названным Павлом, за что все семейство этого ребенка, сам пастор с семьей и несколько крестьян, всего около 20 душ, из этой деревни на другой день сосланы были в Камчатку. Ради тайны деревня Котлы была снесена, и вскоре запахали и само жилье...»

Вопрос этот впоследствии трепетно волновал незаконнорожденного Герцена. России же было наплевать - царский там отпрыск али чухонец какой. Такому отношению тоже есть внятное объяснение. Ведь по мужской линии род Романовых пресекся еще со смертью в 1730 году Петра, сына царевича Алексея Петровича и внука Петра.

По женской линии... Марта Скавронская, дочь литовского крестьянина Самуила Скавронского, услужавшая вначале лифляндскому пастору Дауту, а после него - суперинтенданту Глюку, выданная замуж за шведского драгуна Рабе и по взятии русскими войсками Мариенбурга попавшая в обоз графа Шереметева, который тоже определил ее в услужение, но потом уступил князю Меншикову, а тот, в свою очередь...

Короче говоря, речь идет о Екатерине, каковая в 1709 году и родила Петру Великому дочь Елизавету, не имевшую прав на престол, поскольку церковный брак Петра и Екатерины был оформлен только три года спустя. Стало быть, по всем тогдашним установлениям, да и с разумения дня сегодняшнего, матерью Елизаветы, вознесенной лейб-компанцами на трон, была чухонка Марта Скавронская-Рабе.

Со смертью же самой Елизаветы Петровны в 1761 году, пресеклась и женская ниточка рода Романовых. Вследствие этого уже не имело особого значения удивление Павла вюртембергской супругой своей Софией-Доротеей-Августой-Луизой, нареченной Марией Федоровной, каковая щедро рожала ему детей практически без его участия. Равно же не имели ни значения, ни особого смысла подобные изумления его сына, великого князя Александра, который не усложнял ситуацию бесплодной ревностью, но однажды, во время крестин новорожденной, черноволосой и черноглазой Марии, не удержал идущего от души вопроса к графине Ливен: «Мадам, верите ли вы, что у блондинки жены и блондина мужа может родиться ребенок брюнет?»