Санджар Непобедимый - [73]

— Нет, поедем.

— Если Кудрат–бий догадается об обмане, он прирежет и Санджара, и Садыка…

— Надо сделать так, чтобы не прирезал.

— Слышу разумный разговор. А если он начнет нас задерживать, скажете мне…

И Санджар заговорил вполголоса. Курбан молча кивал головой.

Светало. Долина все еще была затянута пеленой влажной мглы. Ветер стих. На высоком перевале Курбан осмотрелся. Увидев далеко позади себя цепочку всадников, он указал на них Санджару. Тот только взмахнул, понукая коня, камчой и заметил:

— Правильно, дела идут правильно. — Кто–то едет за нами.

— Пусть едут. Чем больше их, тем больше у нас помощников на всякий случай.

Над гиссарским белоснежным хребтом, над широкой долиной занимался, умытый ночной грозой, яркий летний день.

— А вот и чинары, — воскликнул Санджар, — вперед же, Санджар, брат мой… Сейчас вы увидите самого Кудрат–бия.

Их ждали.

Из небольшого садика выскочил всадник и, неистово нахлестывая лошадь, помчался к видневшейся вдали купе гигантских деревьев. По бокам дороги почувствовалось оживление: за дувалами, среди развалин домов замелькали полосатые халаты, блеснул ствол винтовки.

Спешившись у обветшавших ворот, Санджар и Курбан вошли в большой, живописный сад, где на глиняном возвышении восседал сам Кудрат–бий в окружении своих друзей, соратников по разбою и насилиям.

Курбан, шедший немного впереди Санджара, сделал несколько шагов к возвышению, затем высоко поднял руки и звонким голосом прочел по–арабски суру из корана. Присутствующие повторяли слово за словом. Правда, хор получился несогласный, так как никто не ожидал, что Санджар (за него теперь принимали все Курбана) окажет Кудрат–бию почести, оказываемые только владетельной особе со стороны представителя дервишского ордена джахария. Но сам курбаши был польщен. Его лицо смягчилось, просветлело, и он поспешил принять участие в церемонии, затеянной Курбаном.

А Курбан старался изо всех сил, вспоминая уроки своего дядюшки, видного члена странствующей дервишской общины.

Он торжественно произнес «ва аллахуму селям» и обычную молитву приветствия, начинавшуюся словами: «аллахуму раббига». Все это было закончено громким и звучным «О–о–мин», подхваченным всеми присутствующими, и усиленным поглаживанием бород.

И если у Кудрат–бия и были какие–нибудь сомнения насчет молодого курбаши Санджара, только что, как известно, перебежавшего от Советов к воинам ислама, то сейчас всякие подозрения должны были рассеяться, ибо трудно было ожидать от красного столь глубокой религиозности.

Все снова погладили бороды и хором воскликнули: «О, да будет, святой дервиш, богоугодна твоя молитва!»

Курбан размеренными, торжественными шагами приблизился к возвышению, Кудрат протянул к нему руки.

Церемония встречи была завершена. Тогда подлинный Санджар отодвинулся немного в сторону, стараясь держаться скромно и незаметно, как подобает помощнику или адъютанту начальника отряда.

Какой–то елейный старичок, вздыхая и благочестиво поднимая очи горе, шепнул ему:

— О, как благолепно и хорошо. Совсем как в чертогах дворца их величества, повелителя правоверных эмира Алимхана. Помню…

Но Санджар не обращал на него внимания; он прислушивался к разговору Курбана с Кудрат–бием.

— О, — говорил Курбан, — я щедро вознагражден за долгое ожидание лицезрением вашего достойного лица…

Все это он говорил с лицом вдохновенным и восторженным и произвел такое сильное впечатление на курбаши, что тот подвинулся и усадил лже–Санджара рядом с собой, внимательно разглядывая прославленного воина, еще недавно грозного охотника за головами басмачей.

— Я смотрю на вас, Санджар–бек, и поражаюсь, — заговорил Кудрат. — При вашей молодости вы так давно уже мчитесь по пути доблести.

— Такова воля всевышнего, — скромно ответил Курбан.

Начались благочестивые разговоры.

Санджар делал отчаянные усилия, сдерживая зевоту (зевать в обществе почтенных людей — верх неприличия), а неутомимый Курбан пустился в прения с Кудрат–бием и каким–то очень словоохотливым ишаном о священных текстах, предписывающих бритье усов… Тут же, совершенно непонятным образом, спорщики перескочили на сладость пребывания в раю бойцов за веру, павших в битве с неверными.

С досадой Санджар думал о том, что время уходит, а переговоры, по существу, не начаты. Он встал и подошел к возвышению, на котором среди пиал и пустых чайников восседал Курбан, ожесточенной жестикуляцией подкрепляя свои самые запутанные суфийские доводы. Кудрат сидел красный, потный от неисчислимого количества пиал зеленого чая и от чрезмерных умственных усилий.

Ища поддержки и сочувствия, он обратился к подошедшему Санджару.

— Вот, если человек почтенный, как вы, в походе… О!

Тупой взгляд его свиных, налившихся кровью, глазок впился в лицо Санджара. Кудрат–бий забыл о предмете спора. Его память усиленно заработала. Он думал: «Где и когда я видел этого человека?»

С холодным любопытством Санджар следил за лицом курбаши, готовый ко всему. Ничто не выдавало его волнения.

Почтительным тоном он спросил, обращаясь к Курбану.

— Господин, время близится к полудню?

И Кудрат–бий поспешил, как истинно восточный человек, скрыть под маской любезности обуревающие его подозрения.