«Сандал» пахнет порохом - [50]

– Я понял все, что ты хотела сказать! – перебил амир. – А ты подумала, как отнесутся твои родители, братья, родственники к этому «отпуску»?

– Думаю, они поймут, – прошептала Мадина, и заплакала, закрыв лицо руками. Ясно было, что никто ничего не поймет, ее с позором изгонят из дома, а может и кровью смоют с семьи такой позор.

Саббах вскочил и принялся, прихрамывая, ходить взад-вперед по каземату, как раненый тигр. Амир фронта не должен соблазнять молодую соратницу по борьбе! Это против всех правил джихада, против арабских и кавказских традиций, против морали! Конечно, поправлять его здесь некому – он самый главный, и подчиненные закрывают глаза на то, что он делает. Но если узнают родственники девушки, если молва разойдется по округе, если узнает Борз и другие амиры, если дойдет до Калифа… А ведь именно так и будет: у нее уже округлился живот, скоро все узнают и до Центра дойдет! Его боевой авторитет растворится, как капля крови в грязной луже, на него станут показывать пальцем, ему объявят кровную месть, его отзовут, припомнят все провалы и неудачи, объяснят их моральным разложением, и спросят, как с изменника…

– Ладно, иди! – грубо приказал Саббах. И крикнул вслед согбенной девичьей фигурке:

– Возьми свой пакет!

Она вернулась, взяла продукты, снова двинулась к двери и вдруг остановилась.

– Скажи, мой амир, а ты когда-нибудь любил девушку? – сквозь слезы спросила Мадина. – Ты был счастлив от любви?

Вопрос был глупый и наглый, Саббах, естественно, не ответил, и она вышла. Тяжелая дверь мягко закрылась, отрезая сырой бетонный каземат от остального мира. Через полчаса он вызвал Абдаллаха.

– Ты был прав насчет Зухры, – сказал он, глядя в серую стену. – Она может провалить задание. Пошлем вместо нее Мадину!

– Мадину? Но у нее другая подготовка!

Амир махнул рукой.

– Она сообразительней, быстро приспосабливается к обстановке, успешно изучила винтовку, и поправочные таблицы… А пояс шахида вообще освоит за один раз. Главное – ускоренная психологическая подготовка. Ну, гипноз и сам знаешь что… Вначале посадите ее на чай, потом на кокаин. На все – неделя!

– Сделаю, амир!

– И не выпускать ее за пределы лагеря, ограничить контакты.

– Все понял! – Абдаллах кивнул головой и исчез.

А Саббах повалился на кровать и попытался уснуть. Но сон не шел. В памяти стоял последний вопрос Мадины.

Москва, май 1984 г

Русские сокурсники прозвали Джараха «Хирургом». Через несколько лет, когда он станет заживо резать неверных на куски, это прозвище было бы заслуженным. Но тогда худощавый и застенчивый юноша ничем его не оправдывал, только именем: по-арабски хирургия – «джираха», а будущие лингвисты, естественно, не могли пройти мимо такого совпадения.

Двадцатилетний Джарах медленно привыкал к Москве. Все ему казалось удивительным: прославляющие коммунистическую партию плакаты на стенах домов, бесконечные очереди за самыми обычными апельсинами и кроссовками, привычка русских распивать спиртные напитки на улице, на глазах у всех. Удивительным был и язык: на птицу, уцепившуюся лапками за ветку, русские говорили «птичка на ветке сидит», зато на чучело этой птички говорили «оно стоит», «тарелка на столе стоит, но в раковине она лежит», автобусы почему-то называли скотовозами, а машины руководителей – членовозами. Но больше всего юного студента поразили русские девушки: они как будто специально оголяли ноги и груди до недопустимых по понятиям Джараха пределов, причем даже в холодную погоду. Греховный взгляд Хирурга почти всегда непроизвольно стремился к этим, не виданным у себя на родине, частям женского тела. Это сильно напрягало – он постоянно боялся, что его взоры будут кем-то замечены.

Жили они в комнате втроем: он, его соотечественник Тимур и русский парень – двадцатитрехлетний Сергей, который уже отслужил в армии. Такое расселение в общежитии было обычным – два иностранца и русский. Официально это объяснялось заботой об удобстве гостей СССР – и язык изучать проще, и любое необходимое разъяснение, совет или помощь можно получить в любое время. Правда, Тимур считал, что Сергей следит за каждым их шагом и докладывает о них в КГБ, это же делают и русские студенты из других комнат.

Хотя Тимур был старше и опытней – ему исполнилось двадцать пять, он отслужил в иорданской армии, и имел звание лейтенанта, но Джарах ему не верил. Не могут же тут следить за всеми иностранцами! К тому же, Сергей ему нравился – приветливый, участливый, он располагал к себе. Несколько раз он приглашал Джараха в кино, предлагал записаться в комсомольский оперативный отряд дружинников, где сам был командиром. А Тимур молился пять раз в день, читал Коран и требовал, чтобы Джарах делал то же самое, как и положено правоверному. Но и в его набожность Джарах не очень верил. К тому же, в поведении Тимура он замечал странности: иногда тот исчезал на целый день, иногда встречался с какими-то людьми, в основном, арабской или кавказской внешности, и вообще был негативно настроен к стране, которая их приютила, обучала, и обеспечивала материально гораздо щедрее, чем своих собственных студентов. Например, Сергей получал стипендию тридцать пять рублей, а они с Тимуром по девяносто – как рабочий или окончивший университет лингвист…