Санаторно-курортный маньяк - [31]

– С фамилией Энгельс? – улыбнулась Ева.

– Тем более с фамилией Энгельс, – кивнул полковник.

– А девушки? Не могло оказаться так, что одна из них решила сдать агрегат на сторону и поэтому убила двоих своих напарников? Речь-то идет об очень, очень больших деньгах!

Полковник нахмурился.

– Я не могу гарантировать, что ничего подобного не произошло, – сказал он. – Но я до последнего буду считать эту троицу честными и порядочными людьми, у которых что-то случилось в дороге. Потому что если все было так, как ты говоришь, то наша деятельность на текущем этапе вообще лишена какого-либо смысла и сделать мы уже ничего не сможем.

Он откинулся в кресле и закрыл глаза.

– Нам надо ждать результатов пеленга, – сказал Владимир Евгеньевич. – Это многое прояснит.

Он попытался еще раз позвонить Максиму, но трубку по-прежнему никто не брал.

– Да-да, – кивнул директор, хрустя сухариками. – В свое время я убрал из номеров все холодильники без исключения, но нападения продолжались. Тогда я распорядился поставить их обратно. То есть на самом деле холодильники ни при чем.

Булкина стояла возле плана и напряженно думала.

– Ну конечно, – триумфально улыбнулась секретарша, – конечно, при чем! К каждому холодильнику ведет ход! И если холодильник стоит на своем месте, то для того, чтобы попасть в номер, нужно залезть сначала внутрь, а потом открыть дверцу и перейти в комнату. А если холодильника нет, то лаз в полу открывается и сам по себе. Видимо, это какой-то механизм для подачи еды прямо в холодильники, как в одном из зданий Петродворца!

– Вы же говорили о замороженных телах партийных бонз, – напомнил Сергей Витальевич. – К тому же во времена Петра Первого холодильников еще не было.

– Там еда подавалась из кухни прямо на стол. А здесь – напрямую в холодильники!

Директор встал.

– В ваших словах есть смысл, – сказал он, – пойдемте, Света. Нам надо вскрыть полы, один из холодильников, а также тщательно изучить помещение кухни.

– Вы мне верите? – обрадовалась Светлана Георгиевна, кутаясь в свой легкий розовый пеньюарчик.

– Почти, – вздохнул директор, – а теперь пойдемте. Нам надо поесть, а вам – переодеться. Еще не хватало, чтобы вы простудились или умерли с голоду.

– Договорились, – просияла секретарша.

Они аккуратно отклеили от стены план здания и вышли, плотно закрыв за собой дверь кладовки.

Фифочка шла к ферме, заливаясь злыми слезами.

– Подлый хам! – бормотала она, вспоминая, с каким выражением лица Маркс высадил ее из «Хаммера». – Оставил меня в лесу! Ночью! Одну! Без денег! Только с карточкой кредитной! Но тут ни одного банкомата в радиусе нескольких километров!

Она топала по тропинке к свиноферме. Огни светились все ярче. Запах становился все отчетливее. Красавица зажала нос руками. По ее нежным ножкам хлестала высокая трава.

– Ну гад, – прошипела блондиночка, – ты у меня еще попляшешь. Все налоговой инспекции расскажу, все! И как ты с консультантами по минимизации налогов встречался, и как зарплаты подчиненным в конвертиках платил, и как бартер проворачивал. Все выложу, возьмут тебя за задницу, заплатишь все налоги до копеечки. Я-то вернусь в свою коммуналку, но и ты останешься без гроша, будешь сидеть где-нибудь в Харпе или Краснокаменске!

Она продолжала движение, ступая по тропинке ногами, одетыми в пятисотдолларовые босоножки, купленные ей накануне Марксом. Такой обуви у красотки был целый шкаф.

– Надо было заставить его купить мне квартиру, – запоздало поняла фифочка, – но я-то надеялась, что этот идиот женится на мне и я все его добро к рукам приберу. Странно вообще-то, что он взбунтовался, раньше во всем мне потакал. А тут встретил этих придурков университетских – и сразу меня по боку, на свиноферму, в тираж. Но ты попляшешь еще, ох и запоешь!

Девушка в деталях представила, как Маркс шьет рукавицы в колонии где-нибудь за Полярным кругом, и у нее сразу стало легче и веселее на душе.

Максим сопротивлялся до последнего. Он кусался, махал кулаками и вырывался, но бандиты все равно запихнули его в его же «копейку» и закрыли двери. На соседнее кресло преступники закинули труп. Труп лежал как живой, просто задремавший человек, и от этого становилось особенно жутко. Игореша подошел к «копейке» и сильно ударил монтировкой по дверям слева и справа. Потом он подергал, но замки не открылись.

– Все, заклинило – весело сказал бандит, блеснув золотым зубом, – теперь точно не выплывет.

Привязанные к дереву Нелли и Алина отчаянно завыли.

– Помогите кто-нибудь, спасите! – истошно кричала Околелова.

– Хэлп! Энибоди, хэ-э-элп!!! – орала Пузько по-английски.

Игореша гнусно захихикал.

– Кричите, кричите, – сказал он, – так вы выглядите еще соблазнительнее. Сейчас мы утопим вашего коллегу и вплотную займемся вами, красавицы.

Они принялись подталкивать «копейку» к болоту. Алина и Нелли, накрепко привязанные к стволу большой сосны, продолжали отчаянно кричать и плакать. Передние колеса «копейки», внутри которой метался Энгельс, утонули в бурой, пахнущей сероводородом жиже.

– Чтоб вас гадюка укусила! Пусть вас малярийные комары сожрут! – надрывалась лаборантка. – Выпустите Максима!

– Не губите живую душу! Он вам ничего не сделал! – вторила ей Пузько.