Санаторий доктора Волкова - [29]

— Давай отсюда! — Шофер заспешил в столовую. — Ишь знакомый!

На всякий случай он обернулся — проверить, не полез ли этот прохиндей опять в машину. Нет. Стоит под дождем и что-то кумекает. Мыслитель! Не все дома у парня. Это уж точно. Первый раз такой заяц попадается.

Едва шофер вошел в столовую, как его окликнул диспетчер из гаража:

— Корпаков! Ты что там за пацана провез?

— Никого я не провез!

— Я у окна сижу. Мне видно. Ты вот что, Корпаков, если зайца провез, так пойди и выведи назад, а потом уж обедай!

Корпаков чуть не взвыл от злости, но с диспетчером спорить не положено, пришлось бежать снова на улицу. Только парнишки и след простыл. Корпаков и в кузов заглянул — нет. Что делать? В окно диспетчер смотрит, головой качает... Плюнул еще раз Корпаков, бросился в кабину, рванул с места и поехал под погрузку, так и не пообедав.

Дождь льет и льет, Олег совсем промок, но так еще и не придумал, что делать дальше. Всегда с ним так случается — думал: «Мне бы только на завод попасть». Ну вот, попал, а дальше что? Куда теперь? Люди вокруг ходят. Сейчас спросят: «А как это ты сюда, мальчик, пробрался?» Потащат в проходную. Хорошо, хоть дождь, не очень приглядываются.

— Эй, сынок!

Этого только не хватало! Дорогу загородили две женщины в комбинезонах.

— Ты что мокнешь? Как сюда попал? Ну, вот и все!

— Клавка! — неожиданно сказала одна из женщин. — Да ты не узнаешь, что ли? Ну, посмотри, чей это сын!

Вот новость. Его тут знают, оказывается!

— Да ты только посмотри, ему ж за отца деньги можно выдавать без всякой доверенности! Вот похож так похож! Верно, Клавочка?

Пожилая Клавочка спросила басом:

— Да на кого? На Комякина, что ли? На энергетика?

— Да конечно!

— Да у него ж он еще маленький, — неуверенно пробасила Клавочка, — а этому лет двенадцать!

— Растут дети, как грибы! Ты ведь Виктора Викторовича сын? Да что я спрашиваю, видно и так!

— Виктора Викторовича, — кивнул Олег, стараясь смотреть в глаза.

— Ну! Беги к нему скорей, не мокни. Во-он в тот корпус, а там спросишь.

— Да что он, дороги к отцу не знает, — сказала Клавочка, — не в первый же раз... Только сперва пусть в прокатку зайдет да обсохнет.

— А где прокатка? — вырвалось у Олега само собой, он на память помнил строки из дневника доктора Волкова: «...прокатка — безостановочное огненное сердце завода — погасла. На месте печей — руины, крыша сгорела. Без нее завод мертв...»

— А это что перед тобой? — показала Клавочка на закопченное здание, из дверей которого, отчаянно звеня, выкатывался грузовой трамвай.

Олег подождал, пока трамвай пройдет, и юркнул в автоматически закрывающиеся двери прокатки. За автоматическими дверями оказались еще одни, обитые войлоком, а в них небольшая, в рост человека, калитка на такой тугой пружине, что Олегу понадобились все силы, чтобы отворить ее. Он шагнул в эту калитку и одновременно ахнул и крепко зажмурился. Плещущее желтое море огня и жара ослепило его.

Однажды, когда Олег учился еще в пятом классе, пришел к ним домой старый папин друг. Очень интересный человек, не военный, но все равно интересный, потому что профессия у него была — строитель метро.

— У нас под землей порядок, как в авиации! — несколько раз повторял он в разговоре с отцом. — У нас даже больше порядка, чем в авиации!

Когда он повторил это в пятый раз, Олег прыснул.

Папин друг — он был высокий, с блестящей, гладко выбритой головой, пушистыми русыми усами — нахмурился:

— Кому тут смешно? Тебе? Так-так... Генералом хочешь быть? А знаешь ли ты...

— Не задавай ему только вопросов про войну! Потом не отвяжешься! — поспешил вставить папа.

— Ладно. А вот скажи, как в макаронах сверлят дырки?

— А ты сам знаешь? — спросил папа.

— Я все знаю, иначе бы я под землей не работал! — Папин друг подмигнул Олегу и заявил: — Могу поручиться, что ты не знаешь, как делают дырки в макаронах!

— А зачем мне? — пожал плечами Олег.

— А как сверлят стволы пушек? Как из огромной стальной отливки получают тонкую проволоку? Как бурят землю? А, Олег?

— Зачем мне это, — еще раз повторил Олег. — Я военным историком буду.

И он пошел читать только что полученный журнал «Советский воин», который выписывал отец специально для него.

Но интересное дело: кого он потом ни спрашивал про дырки в макаронах, никто ему так и не смог ответить, как их делают...

Пламя гудело и летало в огромных печах. Большими белыми языками высовывалось сквозь отверстия в заслонках, дышало шумно, с подвыванием.

Боясь, как бы его не заметили и не прогнали прочь, Олег держался поближе к дверям. Но когда коренастый прокатчик в войлочной шляпе и валенках, стоящий на небольшом возвышении посередине цеха, позвонил в колокол и два других прокатчика, тоже в таких же шляпах и валенках, длинными крючьями стали выдергивать из печей раскаленные белые болванки и бросать их вниз на пол, ноги сами понесли Олега поближе к печам.

Стоящий на возвышении прокатчик что-то крикнул, повернулся к пульту управления и нажал несколько красных кнопок. И тут Олег увидел, что болванки упали не на пол, а на дорожку из роликов, которые, вращаясь, несли их к высокому станку, перегораживающему половину цеха. Как только болванки докатились до станка, тут же завращались на нем большие блестящие валы, с грохотом втянули они болванки и стали их мять и вытягивать. Как ириски. Пролетев на другую сторону станка, болванки тут же вернулись назад, потом все повторилось. Прошло немногим более минуты — и вместо болванки по железному полу заелозила дымящаяся тонкая проволока. Прокатчик сошел с возвышения, взял щипцы и, поймав ими конец проволоки, заправил его в железный барабан. Теперь стал вращаться барабан, наматывая на себя проволоку. Намотав ее всю, барабан резко остановился, и проволока, теперь уже смотанная бухтой, соскочила с него и тут же была подхвачена на специальный крюк и помчалась под потолком в другой конец цеха. Тут же вновь зазвенел колокол и снова, словно ветер, налетел жар — открылись печи, и снова помчались белые болванки с темными веснушками окалины к сверкающим валам прокатного стана.