Сан Мариона - [3]

Прошло мгновение тревожной тишины. Неожиданно из-за спины вожатого неторопливо выехал человек, закутанный в длинный черный плащ, поверх которого на серебряной цепочке висел большой серебряный христианский крест. Голову человека прикрывал глубокий капюшон, скрывая лицо. Это был странствующий монах-христианин, присоединившийся к каравану в Семендере. Вожатый вспомнил, что тудун Семендера выдал охранный фирман только после того, как ширванский купец согласился взять до Дербента этого монаха и двух его спутников.

На черном как ночь красавце-скакуне монах проследовал к предводителю хазар и, приблизившись вплотную, что-то показал, вынув из глубины плаща. Склонившийся к нему хазарин гневно зарычал, резко выпрямился, скрежеща зубами, поднес вскинутую руку ко рту, в бешенстве прокусил ее. Монах, не оглядываясь, отъехал, встал рядом с вожатым. Предводитель поднял смуглое, искривленное неутоленной яростью лицо, прохрипел прерывисто:

- Пусть будет так: караван свободен! Я выполню волю Турксанфа. Но каган не может запретить мне вызвать на поединок удальцов. Эй, албаны, я слыхал, ха-ха, что леги - храбрецы! Если среди вас нет Мариона, то хотя бы леги есть? Презрение вашего бога Уркациллы-громовержца падет на скрывающихся, ха-ха, трусливых родичей Мариона!

И тотчас двое албан - один из первой линии, другой из второй выехали на свободное пространство. Первый - зрелый, широкоплечий, с курчавой рыжеватой бородой, в шлеме и железных доспехах, второй - безусый и безбородый юноша с кожаным щитом, на котором были прикреплены металлические пластины.

- Мы из Дербента, леги и родичи Мариона, - спокойно сказал старший.

Хазарин пренебрежительно оглядел обоих, кривя губы в зловещей усмешке, спросил:

- Кто из вас хочет сразиться со мной в честном поединке?

Леги переглянулись. Старший удержал тронувшего было коня юношу, что-то тихо сказал ему и по высокой траве двинулся навстречу хазарину, давая понять: он готов биться.

Богатырь-предводитель повернул коня, отъехал на достаточное для разгона расстояние, развернулся, вынул меч, принял поданный юрким толмачом бронзовый щит и выжидательно глянул на лега. Он так и остался в кожаном кафтане и с непокрытой головой.

Лег взглянул вверх, вздохнув, проследил за парением коршуна, видимо загадав нечто на счастье, потом снял с головы шлем, обнажив курчавые седеющие волосы, попросил младшего: "Развяжи", - кивком показав на спину. Юноша подъехал, развязал на спине родича крепкую шелковую завязь, старший лег снял полукруглый панцирь и тоже остался в льняной красной рубахе. Оба почти одновременно гикнули и помчались навстречу друг другу.

Лязгнули мечи, ударившись о бронзу щитов. Заржали, столкнувшись, зло взвизгнули жеребцы. Звон рубящего оружия пролетел над степью и угас, увязнув в поднимающемся над рекой густом белом тумане. И вскрикнул от боли и гнева юноша, когда меч хазарина прорубил обнаженную курчавую голову родича. Тревожно всхрапнул конь, почувствовав, что хозяин его грузно заваливается на бок. Зарычал от радости хазарин, и разноголосо прокричали его соплеменники, славя предводителя. Албаны подавленно молчали. И не успел конь принести к ним мертвого лега, как юноша помчался в сторону хазарина. Урсулларх, ощерив в победной улыбке крепкие зубы, довольно хмыкнув.

И опять, зазвенев, ударились мечи, и пластинчатый щит лега упал на землю вместе с отрубленной рукой. Второй беспощадный удар хазарина снес юноше голову с легкостью серпа, подсекающего былинку.

- Ждите меня в Дербенте, проклятые албаны! Передайте Мариону: пусть готовится к смерти! Тенгри не насытился еще моей местью! - выкрикнул на прощанье Урсулларх, повернул гнедого жеребца и поскакал с становищу. Хазары с гиканьем помчались следом.

Албаны молча уложили на лошадей два трупа и тронулись к свободному теперь броду. Они похоронили легов за рекой, уже на родной земле, вырыв мечами две могилы с подкопами. Мертвых - в воинском одеянии и с оружием (ибо оружие побежденного не принесет удачи новому владельцу) - по обычаю уложили в подкопы, а так как они были незнатны и неправославны, то поставили в изголовье каждого по небольшому кувшину с водой и положили по одной пшеничной лепешке. Подкопы заложили камнями, яму завалили землей. И в этом уголке степи, к злобному разочарованию коршуна, выросли среди травы два холмика с уложенными поверху кучками камней. А через несколько дней пронеслась по этим холмикам, отряд за отрядом, чужая конница, крепкие копыта лошадей разбросали камни и вмяли в рыхлую почерневшую землю гнездо пестрого удода, которое он успел свить, торопясь вывести потомство, в уютной пещерке на вершине одной из могил. А на следующую весну на этом месте вновь выросла трава. И будто бы и не было здесь ничего.

2. ДРЕВНИЙ ПУТЬ

Пролил скоротечный весенний дождь, и солнце теперь сверкало в свежих лужах, густо парила теплая земля, а вверху, в прозрачной голубизне стремительно истаивали задержавшиеся над морем фиолетовые облака.

Караван шел степью между холмами, мимо курганов, по солонцам, разбрызгивая лужи сверкающей стоячей воды, и всадники, беспечные, как дети, веселясь, склонялись с седел, ловили серебристо мелькнувшие монетки. Но стоило монетке упасть на подставленную ладонь, гасло сияние, тускнело серебро и воин с тайным сожалением вытирал о штаны мокрую руку. Счастье призрачно, подобно радуге в капле.