Сан-Блас. Избранное - [41]

Фазендадо заглянул в свою тетрадку.

— Так! — согласился он. — А где упавшие?..

Негр подал, и странный граф начал их внимательно рассматривать; потом разрезал яблоки пополам:

— Вот так-то лучше, чтоб не подменил. Возьми и снижи на шнурок, а потом повесь на солнце. А прежние-то у тебя целы, старый шакал, — ведь я им счет веду… Незаметно не украдешь…

— Все целы, хозяин, все!.. Как глаз их берегу!.. — отвечал негр с каким-то даже торжеством.

Старикашка развернул свою тетрадку и начал писать, бормоча:

— Снизано еще два яблока, т. е. четыре половинки. Хорошо!.. Ну, а теперь, с 10-го № где два яблока?

— Вот, хозяин… Тоже упало оно…

— Одно, а другое где?..

— Простите, хозяин: не досмотрел, а, может, оно и еще гнилей было, так, упав, и рассыпалось…

— Как?.. Пропало? Да что ты разорить меня хочешь?.. Лучше других, должно быть, оказалось, так ты его и продал. Гляди, Себастьяо! Понравится свои деньжонки иметь, так, чего доброго, ты и дальше пустишься, — сегодня яблоко, а завтра мой сундук!..

— Помилуйте, хозяин! В мои ли годы за дрянное яблоко душу продавать?.. Да кто и купит-то его, — своих у каждого достаточно…

— Да, тебя послушай только… Наказать, однако, надобно… Вот что, старый, ты сегодня не ходи обедать… Слышишь?..

— Хозяин! да и вчера весь день мы на маниоке да на воде сидели!..

— Не без всего же!.. Маниока и вода! Иной ботокуд и того не имеет. К тому же, вчера и день был особенный, — этого числа скончался мой двоюродный дедушка, так неужели же я, ради его памяти, должен был позволить вам пображничать?

— Так хоть сегодня позвольте подкрепиться чем-нибудь?

— А за что? Сегодня все вы без обеда! Мажордомо заумничал: я сказал — маниоки, а он дал маиса… Маниоки не дал он, а маиса я не даю, — не умничай! Cochero не дал водовозу лошади, потому что она больна, а тот, дурак, вздумал на себе воду возить; не умничай — оба без обеда!.. А эта ветреница, служанка Манолы, вздумала щепками огонь разводить для утюга — без обеда! Не для тебя ж и Пеппе жечь дрова, портить провизию и мои горшки? Да ты же вот и провинился, а Пеппе наверное провинится…

Не знаю, чем бы окончился этот оригинальный разговор, но тут мы оба сочли нужным обнаружить свое присутствие… Однако, неожиданное появление сына произвело весьма слабое впечатление на старика.

— Карлос! — начал он недовольным тоном, — ты зачем таскаешься по саду? Я думал: ты в Монтевидео, а выходит…

— Здравствуйте, батюшка!.. Можете меня поздравить: я произведен…

— Здравствуй!.. Поздравляю…

— Я ненадолго, батюшка: через неделю должен уже быть на месте…

— Что ж делать, дорогой?.. Военная служба требует аккуратности и строго взыскивает за неисправность… Поспеши, мой друг!.. Наш обед не скоро, — ждать не стоит… До свидание!..

— Но вы знаете, батюшка, — я отпущен к вам для экипировки и без нее вернуться в Монтевидео не могу!..

— Что за странность?.. Я ведь не портной, чтобы обшивать тебя. На месте сошьют гораздо лучше, чем у нас…

— Я здесь и не собираюсь шить… Дайте вы мне только денег; хотя бы и немного…

Старик подозрительно усмехнулся.

— Денег?.. Сколько же тебе их надобно?..

— Чтобы хватило на самое необходимое, без чего абсолютно невозможно обойтись, мне нужно будет тысячу мильрейсов.

Физиономию графа де Пирасикаба так и перекосило.

— Ты… ся… чу миль… рей… сов! — воскликнул он задыхающимся голосом. — Карлос, что ты? И выговорить вдруг этакой пропасти денег невозможно, не то — чтоб издержать! Ведь в тысяче мильрейсов одних только мильрейсов… ровно тысяча!.. Ты… ся… ча! Уф! Начни-ка считать: один, два, три, четыре… Куда!.. Сколько времени на это надобно… А ты вдруг — тысяча!..

— Кто же мне тогда поможет, если вы, батюшка, откажете?…

— Да, ты прав!.. Прав, друг мой, дитя мое!.. Я обязан помочь тебе, и потому дам тебе…

Карлос так и замер в ожидании…

— Дам тебе, — продолжал с убийственным хладнокровием его родитель, — дам тебе… хорошей совет. Во-первых, обдумаем, нельзя ли этот же мундир переделать на офицерский? Выворотить его, знаешь, вычистить, перекрасить…

— Что вы, батюшка! — едва на шел в себе силы возразить разочарованный Карлос. — Сукно на нем совсем не офицерское, да и широк он, а теперь их шьют гораздо уже…

— Вот то-то и есть, что все вы, военные, гонитесь за внешностью, а о пользе нисколько не заботитесь — носили бы солдатское сукно, тогда бы и при революциях вас меньше убивали… Потом сукно… Скажи, пожалуйста, зачем сукно под таким солнцем?

— Но ведь вы же сами, батюшка…

— Я!.. Не могу же я, граф де Пирасикаба, ходить в парусиновой блузе, как заурядный фазендадо?.. Да и сюртук мой достался мне еще от твоего деда… Он вообще был расточителен… Однако, мы не кончили… Если уж это так необходимо, то я, так и быть, подарю тебе… тоже твоего покойного дедушки… зеленый плащ! Ширины он необъятной!.. Вот у тебя, мой милый, и выйдет из него две мундирных пары: парадная и на каждый день…

— Да он расползается совсем, этот плащ!.. И цвет неподходящий.

— Цвет!.. Цвет — пустяки, — и перекрасить можно…

— Батюшка! сделайте милость — не откажите мне, — я вас уже очень не скоро попрошу о чем-нибудь.

— Не умел ты слушаться меня, милый мой, — помнишь, как отговаривал я тебя от военной службы?.. Донашивал бы ты теперь моего отца, а твоего деда, сюртуки и на твой век хватило б их, а так что они — мертвый капитал! Молодость! Думать не умеете!.. Однако я, как нежный и заботливый отец, дарю тебе… широкий, целый суконный плащ!..