Сан-Блас. Избранное - [19]

— Вождь выслушал твои слова, — вторично загнусавил импровизированный переводчик. — Теперь ему известно, кто ты, но он еще не знает, зачем явились эти люди?..

— Скажи ему, что он хотя и сед, но не умнее годовалого осленка… Я их привел с собой, кажется, нетрудно догадаться! А для чего — это другое дело! В случае неудачи, я думал всю вину свалить на них, а самому остаться в стороне, добыть у вас пирогу и возвратиться морем к перешейку.

— Вождь говорит, что ты ошибся, и твоя хитрость его не обманула…

— Неужели?

— Вождь говорит, что ты умрешь…

— Но раньше ты, мерзавец!

Суарес подался всем корпусом вперед, протянул руку и кулаком ударил индейца в подбородок…

Тот хрипло вскрикнул и упал.

Его товарищи не шелохнулись, считая, вероятно, что дело ограничится минутною потерею сознанья. Дон Педро разразился упреками по адресу Родриго и кричал, что он вооружает против нас индейцев, но я прекрасно понимал, что мой несчастный друг действует по заранее обдуманному плану и только поражался величию его души…

Прошло, однако, пять минут и десять, а упавший по-прежнему лежал, не шевеля ни одним членом.

Толпа заволновалась. Вождь вопросительно смотрел на Суареса.

— Жаль, что я незнаком с их диалектом, — небрежно уронил он. — А то бы посоветовал убрать подальше эту падаль.

Но краснокожие, кажется, поняли его слова и всей массой устремились к трупу…

— Давно бы так!.. Запомните этот прием, querido myo, — он может пригодиться. Удар по подбородку, по прямой линии к ушам… Вызывает сотрясение черепа, кровоизлияние в мозг и — баста! Второго уж не нужно, вы в этом убедились на примере… Ну, а теперь позвольте вас поздравить, caballeros! Мне, разумеется, не вырваться отсюда, но вас, я думаю, отпустят. После такого случая их жажда мести всецело обрушится на мою скромную особу… Вы возвратитесь, без золота, положим… Но что же делать! Muchos van por lana у vuelvan trasquillados[7]. Так гласит опыт испанского народа, а уж ему ли этого не знать?!..

IX Тропический балет

Человек вообще недалеко ушел от обезьяны. Теперь я в этом наглядно убедился. Мне было ясно, что Суарес, ради нашего спасения, сознательно идет на гибель, но чувство глубокой жалости к нему почти мгновенно у меня сменилось взрывом чисто животного восторга…

Набрасывая эти строки, я уж вижу, как читатель пренебрежительно пожмет плечами и мысленно употребит по моему адресу какое-либо нелестное сравнение. И пусть!.. Не переживавшие таких моментов люди не в состоянии меня понять, но я пишу не сказку и изображаю действительность такой, как она была.

Единственное, что меня утешает в данную минуту — это сознание того, что все мои товарищи по плену ничуть не лучше реагировали на безрассудный поступок Суареса. Они даже не скрывали своей мысли, что он обязан был пожертвовать собой для общего спасения, и шестидесятилетний старец Педро не постеснялся ему это высказать в глаза.

— Я вас прощаю, caballero! — с апломбом заявил он. — Прощаю ваши обидные слова и то, что вы вовлекли нас в это дело… Вы поступили, как hidalgo и мужчина, и можете спокойно умереть…

Родриго, насмешливо прищурившись, взглянул на старика, но не сказал ни слова.

Впрочем, мы бы и не могли его услышать… Невероятно дикий вой пронесся над поселком. Индейцы, столпившиеся подле трупа, так и шарахнулись по разным направлением. Через минуту большая часть их стремительно неслась к ложбине, а остающиеся на площадке с угрозами и криком набросились на нас…

Над головами их сверкнули ружейные стволы и лезвия ножей.

Аннита прижалась ко мне, дрожа всем телом.

Толпа ревела, бесновалась, но дальше этого не шла…

Я ничего не понимал.

— Ах, черт возьми! — воскликнул вдруг Родриго.

Все мы мгновенно обернулись на этот возглас…

— Пачеко!.. Он убежал. Caramba!

Теперь все было ясно. Воспользовавшись тем, что общее внимание индейцев было привлечено неожиданной гибелью изменника-проводника, Пачеко отделился от нашей группы и, никем не замеченный, исчез.

Дон Педро ликовал:

— Ай да сынок!.. Ведь ловко это он! Не правда ли, сеньоры?

— Чего уж лучше! Собственнолично вас всех приговорил к казни…

Сказал это сразу осунувшийся, смертельно побледневший Суарес.

— Конечно, — продолжал он, отвечая на наши недоумевающие взгляды. — Своим побегом он ясно доказал, что чувствует себя неправым и не убежден в великодушии индейцев. Из жертвы моего чудовищного вероломства он сразу превратился в сознательного соучастника преступного похода. Теперь они узнали его карты и, по аналогии, решат, что ту же игру вели и остальные. Я понапрасну распинался перед этим старым дураком в фланелевой порфире, — Пачеко вконец разрушил мои планы…

Оскорбленный в своей отцовской гордости, старик хотел что-то ответить, но было уже поздно…

Десятки дикарей вцепились в нас, как кошки, и силой потащили в глубь поселка. Перед глазами у меня мелькнули распустившиеся волосы Анниты, упавшие на обнаженное в борьбе плечо. Я сделал отчаянную попытку, чтобы вырваться из обхвативших меня лап, но безуспешно…

Через минуту какой-то темный полог закрыл от меня небо, и я тяжело грохнулся на землю. Слышен был удаляющийся топот ног и возбужденные возгласы индейцев…