Самый жестокий месяц - [26]

«Не смотри!» – услышала Клара голос Хейзел, предположительно обращенный к Софи.

«Non!» – вскрикнул месье Беливо.

Глаза Мадлен были широко раскрыты, вытаращены так, будто собирались вылезти из глазниц. Губы растянуты, рот распахнут, замер в крике. Клара схватила Мадлен за руки, чтобы успокоить ее, и поняла, что уже слишком поздно: пальцы скрючились и превратились в когти. Клара подняла голову и увидела движения за пределами их круга. И услышала кое-что.

Порхание крыл.

– Bonjour, – сказал Арман Гамаш, выходя из дома.

Клара вздрогнула, возвращаясь к реалиям дня. Она узнала этого крупного элегантного человека, который направлялся прямо к ней.

– Вы не больны? – спросил он, видя, в каком она состоянии.

– Нет. – Ее губы растянулись в полуулыбку. – Вот увидела вас – и сразу стало лучше.

Но выглядеть лучше она не стала. Напротив, по ее щекам потекли слезы, и Гамаш подумал, что эти слезы далеко не первые. Он тихо стоял рядом с ней, не пытаясь ее успокоить – позволяя выплакать печаль.

– Вчера вечером вы были здесь.

Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Гамаш читал протокол и видел имя Клары Морроу. И даже предполагал допросить ее первой. Он ценил ее мнение, знал, что у нее цепкий к деталям – как видимым, так и невидимым – глаз. Старший инспектор знал, что должен включить ее, вместе со всеми остальными присутствовавшими на спиритическом сеансе, в список подозреваемых, но не сделал этого. Он считал ее ценнейшим свидетелем. Клара отерла рукавом куртки лицо. Арман Гамаш, увидев результат, вытащил платок и протянул ей. Она надеялась, что выплакала уже почти все, но слезы текли, как полноводная весной речушка Белла-Белла. Паводок печали.

Питер предыдущим вечером вел себя великолепно. Он помчался в больницу, ни разу не сказав ей «я же тебе говорил». Впрочем, она сама не раз повторяла себе эти слова, сквозь рыдания рассказывая ему о случившемся.

Потом они отвезли домой Мирну и Габри. Предложили ошеломленной, потрясенной Хейзел и до странности спокойной Софи удобные комнаты в своем доме. Уж не от скорби ли она онемела? Нет, скорее, такое поведение давало Софи преимущество: все, как обычно, не знали, что она чувствует на самом деле.

Предложение было отвергнуто. Даже теперь Клара не могла себе представить, как это было ужасно для Хейзел – вернуться домой в одиночестве. Нет, конечно, вместе с Софи, но на самом деле – в одиночестве.

– Она была вашим другом?

Они развернулись и пошли к деревне.

– Да, она со всеми дружила.

Гамаш молча шагал рядом с Кларой, сцепив руки за спиной и храня на лице задумчивое выражение.

– О чем вы думаете? – спросила она, а спустя несколько секунд сама ответила на свой вопрос: – Вы думаете, что ее убили?

Они снова остановились. Клара не могла идти и одновременно мучиться этой мыслью. Эта мысль вообще была ей невыносима. Она повернулась и уставилась на Гамаша. Неужели до нее так медленно доходит? Разумеется, Гамаш именно так и должен думать. Если это было не убийство, то зачем главе отдела по расследованию убийств приезжать сюда?

Гамаш жестом предложил ей пройти к скамье на лугу.

– Откуда взялись все эти столики на улице? – спросил он, когда они сели.

– У нас была охота за пасхальными яйцами и пикник.

Неужели это было только вчера?

Гамаш кивнул. Они тоже прятали яйца для Флоранс, а потом сами же и искали. Надо надеяться, на следующий год такая задача будет ей по силам.

– Мадлен была убита? – спросила Клара.

– Мы считаем, что да, – ответил Гамаш. Дав ей время осознать его слова, он спросил: – Вас это удивляет?

– Да.

– Не спешите. Подумайте. Я знаю, что поначалу факт убийства всех удивляет. Но я хочу, чтобы вы хорошенько обдумали мой вопрос. Если бы Мадлен Фавро была убита, вас это удивило бы?

Клара повернулась к Гамашу. Его темно-карие глаза смотрели задумчиво, седеющие усы были аккуратно подстрижены, из-под шляпы выбивались ухоженные, слегка вьющиеся волосы. Смешливые морщинки в уголках глаз делали выражение его лица еще более впечатляющим. Она знала, что он говорит с ней по-английски из вежливости. Его английский был идеален, причем, как ни странно, Гамаш говорил с британским акцентом. При каждой очередной встрече она собиралась спросить его об этом.

– Почему вы говорите с британским акцентом?

Гамаш удивленно приподнял брови.

– Это что, ответ на мой вопрос? – с улыбкой спросил он.

– Нет, профессор. Но я давно хотела спросить вас об этом, только все время забывала.

– Я учился в Кембридже. В колледже Христа. Изучал историю.

– И оттачивали английский.

– Я там научился английскому.

Пришел черед Кларе удивляться:

– До приезда в Кембридж вы не говорили по-английски?

– Я знал две фразы.

– Какие же?

– «Огонь по клингонам» и «Боже мой, адмирал, это ужасно».

Клара прыснула.

– Я часто смотрел американское телевидение. В особенности два этих сериала.

– «Звездный путь» и «Путешествие на дно океана», – кивнула Клара.

– Вы и представить себе не можете, насколько эти фразы бесполезны в Кембридже. Впрочем, «Боже мой, адмирал, это ужасно» можно применить в трудную минуту.

Клара рассмеялась и представила себе молодого Гамаша в Кембридже. Кто же это отправляется за океан учиться в университете страны, языка которой не знаешь?