Самый обычный день. 86 рассказов - [37]

— Ты, наверное, Хилари, — сказал он.

Я утвердительно кивнул и в свою очередь предположил, что его зовут Херберт и он раньше встречался с Хеленой. Мы разговорились. Он не пришел на свидание с Хеленой однажды, чуть больше месяца тому назад, по той же самой причине, по которой сегодня не явился на него я. Естественно, он был знаком и с Ханной и прошел через те же самые мытарства. Мы вспомнили учебу в университете (для меня факультет вот уже год, как остался в прошлом, а для него все еще был настоящим) и решили поужинать вместе. За ужином нас занимал вопрос: почему эти девицы так с нами поступали? А что, если они действуют по чьему-то указанию? Возможно, мы не были единственными, над кем издевались подобным образом, и весь город был полон таких же несчастных, как мы. Вероятно, речь шла о международном заговоре: женщины всех стран объединились, чтобы устроить грандиозный розыгрыш, который сведет с ума всех мужчин мира, а потом нанести им решающий удар и установить новый матриархат. Мы заказали третью бутылку шампанского. Надо было срочно известить весь мир о нашем открытии, организовать мужской фронт перед лицом этой опасности. Херберт предложил ответный план действий: один из нас должен был познакомиться с бывшей подружкой другого и назначить ей свидание, но не прийти — вместо него явится второй. Колесо завертится: все мужчины во всех странах мира договорятся встретиться со всеми женщинами, и ни те ни другие на свидания не придут.

Мы распрощались далеко за полночь и договорились увидеться на следующий день, чтобы уточнить детали нашей стратегии: в таком-то месте, в такой-то час. Естественно, назавтра, протрезвев, я не пошел на встречу.

Кинотеатр

На улице шел дождь.

Здание кинотеатра было ветхим, краска на стенах, бывшая в незапамятные времена кремовой, облупилась. Фасад украшало множество выцветших афишек с изображением актеров, которые, наверное, уже умерли десятилетия назад, — лица, покрытые густым слоем грима, звездочки блесток вокруг. Когда я вошел в зал, еще показывали слайды[42]. Очереди в кассу не было, и кассирша сама надорвала мой билет; штат работников здесь явно сократили: это доказывало (впрочем, сомнений на этот счет не возникало), что дела предприятия шли из рук вон плохо.

Хотя партер был практически пуст, меня проводил в зал администратор кинотеатра (нечувствительный к тому, что был смешон своей никчемностью) — он хромал впереди меня, наступая на скорлупки от арахиса, пластиковые пакеты, бумажные носовые платки, обрывки газет и презервативы — этот ковер устилал весь пол зрительного зала. Я мог бы уйти сразу, но не ушел. Администратор плюнул на пол. Я выбрал место рядом со средним проходом, не слишком близко и не слишком далеко от экрана. Показ слайдов закончился, и — всего на один миг — зажегся свет. На боковых стенах вместо обивки свисали отдельные лоскуты малиновой ткани. Снова наступил мрак, и на весь зал зашумел мотор проектора — в жизни мне не доводилось такое слышать. Никто, однако, не стал возмущаться.

Какая-то гетеросексуальная парочка (они гомонили так, словно в зал вошел целый полк солдат), спотыкаясь, прошла по проходу и села как раз сзади меня, скрипя стульями. Как только с экрана раздался львиный рык, они начали болтать. Пока шли титры, разговор на время смолк. Потом парень сказал что-то девушке на ухо, и она начала хихикать, а за ней загоготал и сам шутник, заразившись ее смехом. Я слегка повернул голову в их сторону (в подобных случаях очень важно показать незамедлительно невоспитанным людям, что они тебе мешают, это может заставить их вести себя прилично) и сжал губы в гримасе, которая была призвана выразить мою досаду.

Некоторое время позади царило молчание, нарушаемое только скрипом их стульев (не знаю, возымела ли действие моя выразительная мимика или речь шла о простом совпадении), но очень скоро до моего уха донесся шорох разворачиваемого целлофана. Совершенно очевидно, это была обертка от карамели, и шум (в практически пустом зале) обрел космические размеры: казалось, музыкальное сопровождение картины исчезло и вместо него из динамиков раздавалось «фру-фру» бесконечной целлофановой ленты. Еще не была развернута до конца первая конфета, а голос девушки уже спросил: «Тебе тоже дать?» «Да» юноши слилось с началом новой симфонии: всего они развернули семь карамелек или, может быть, шоколадных конфет. Потом оба затихли.

До этого момента на экране проплывали только иссушенные ветром пейзажи: камера двигалась то вверх, то вниз. Как раз сейчас начиналось действие: чужак заходил в бар, и все местные жители смотрели на него с подозрением. Он просил виски, и официант нехотя наливал ему спиртное. Какой-то бородач с заспанной физиономией ковырял зубочисткой во рту.

Неожиданно девушка сзади меня чихнула. И то, что вначале показалось мне отдельным сиюминутным явлением, превратилось в бесконечный концерт (на протяжении которого раздались четыре щелчка — она пыталась открыть застежку сумочки). Он закончился только тогда, когда девушка высморкалась — дуновение из ее ноздрей было достаточно чувствительно, но меня от него отвлек запах воздушной кукурузы.