Самый лучший демон. Заплатить за счастье - [13]

— Я тут «смею быть», как ты изящно выразился, потому что вот эта мистрис полночи вытаскивала Адина из Тьмы. Куда ты его так любезно отправил.

Говорил демон безукоризненно вежливо. Но вот тон был таким, что даже ни в чем неповинной Архе стало неуютно. Да и сам рогатый, откинувшийся на спинку стула и сложивший руки на груди, выглядел не слишком дружелюбно. А уж этот взгляд исподлобья… Ведунье подумалось, что она бы меньше всего хотела заработать такой взгляд. Все-таки, молва не врала. Хаш-эд в гневе — это страшно. Как-то сразу верится, что он перворожденное дитя Тьмы.

Но блондинчик пребывал в такой ажитации, что, кажется, ничего не замечал. Он как попугайчик, колотящийся о прутья клетки, пытался взять штурмом препятствие в виде отставленной в сторону руки. У него не получалось. Видимо, Тхия оказался крепче дверного засова.

— Ты — мерзкий разлучник! — голосило при этом разноцветное чудо. — Ты разрушаешь все, до чего дотронутся твои грязные лапы! Даже самое прекрасное и чистое, что может существовать в этом мире, для тебя не свято!

Не смотря на всхлипы и подвывания, говорить он начал связно. Только как-то не слишком естественно. Видимо, все же, текст драмы был заготовлен заранее. Хотя, может, при дворе все так выражались?

— Прекрати истерику, — мрачно посоветовал ему Дан.

— А то что? Что? Ты меня тоже прирежешь? — взвилось существо.

— Вообще-то, нож в него ты воткнул, а не я.

— Ах, да что это меняет?! Ты разбиваешь сердца, а это больнее! Ты, мерзкий, похотливый, лишенный морали…

— Так. Все.

«Все!» — пронеслось и у Архи в голове. Терпение, видимо, у демона закончилось. Ведунья была не в курсе, сколько выдержки Тьма хаш-эду при рождении отмерила, но блондин явно вычерпал ее до донышка.

— Дан… — окликнул рогатого Тхия, который явно мыслил в одном с лекаркой направлении.

И мысли эти крутились вокруг вопроса: «Куда труп девать будем?».

— Я Дан, — согласился рогатый, вставая. И оказываясь едва ли не вдвое выше страдальца. — Я абсолютно точно Дан.

— Тебе не разлучить истинно любящих! — истерично взвизгнул блондин.

Но в этом он явно ошибался. Демон сграбастал попугайчика за фиолетовый воротник. С чувством тряхнул, брезгливо фыркнув, словно кот, ступивший в лужу. И на вытянутой руке понес чудо за дверь. Блондин дергался, как марионетка, но молчал. Видимо, произносить речи сквозь рыдания легче, чем вися в воздухе.

На лестнице что-то загрохотало. Арха опасливо отошла от двери, невольно поджимая уши.

— Простите, мистрис, — Тхия устало сжал пальцами переносицу. — Нам стоило оградить вас от подобных сцен, но Иссур несколько… своеобразен. А Адин к нему искренне привязался. Поэтому мы не вмешивались. Но вчера Иссур все границы перешел. Приревновал к Дану — и вот…

Он развел руками, словно показывая, что именно «вот». Ведунья открыла рот — и медленно его закрыла, как-то косо, растерянно пожав плечами. Даже мысленно она могла выдать только невразумительные междометия. В слух же сказать что-то, хотя бы из вежливости, не получалось вовсе. Ханжой она себя не считала, но… Таких страстей конец бывает страшен.

— М-да, — выдала лекарка свой вердикт, неуверенно улыбаясь.

— Я не с ними, — рыжий даже ладони вперед выставил, как будто отгораживаясь от всего.

— Собственно, мне как-то… В общем… да.

В дверях появился мрачный, как сама мрачность рогатый, брезгливо отряхивая ладонь о ладонь, словно он успел на лестнице чем-то измазаться. На ведунью он только глянул искоса. Но Арха, готовая искренне пожелать счастливой паре совета да любви, пожеланием подавилась. Своего пациента ей было от всего сердца жаль. Уж лучше попугайчик, чем этот надменный тип.

Но переживать за чужие судьбы у нее времени не оставалось. Мадам Шор не признавала опозданий. И единственным весомым оправданием для такого проступка могла служить только смерть. Естественно, самого опоздавшего, а не кого-то там из родственников или близких.

Да к тому же, уйти, не оставив ценные указания, лекарка не могла. Пришлось потратить немало времени, заставляя демонов вызубрить порядок их действий в отношении больного: не кормить, не поить, не теребить. Вот это дать. Вот это дать, если хуже будет. Вот это не давать, но дать, если начнет от боли загибаться.

Поэтому собираться самой пришлось в жуткой спешке. Бросать пациента на гвардейцев Архе было, конечно, боязно. У них особые представления о том, как раненых выхаживать надо. Но и остаться она не могла. Кошелек, небрежно брошенный на полку, ведунья так и не успела исследовать. Но вряд ли ей заплатили столько, чтобы хватило до конца жизни.

По дороге пришлось еще и к хозяйке дома забежать, сунуть ей внеплановую порцию растираний от радикулита и пару золотых. А, заодно, предупредить, что в ее комнате больной остался. Обычный такой больной. С простудой. Ивтор, ага. А еще к нему будут захаживать друзья. Ифовет там, арифед. Шавер, хаш-эд еще. Ну, да, обычный такой хаш-эд, с рогами.

Вот после того, как Арха эти рога изобразила, бесса и грохнулась на стул, едва не развалившийся под ее объемным задом. Рухнула она, хватая ртом воздух, а рукой — необъятную грудь. За ее здоровье ведунья не опасалась. Насколько лекарка помнила анатомию, у бесов сердце находилось тоже слева, а хваталась мистрис Затра за правую грудь.