— Безусловно, — подхватил я. — За деньги не купишь ни ум, ни талант, ни дружбу, ни любовь, ни здоровье, ни хороший характер и многое другое.
— Нам главное — найти солдатский жетон или гильзу с запиской, — старший вернулся к самому важному. — Узнать фамилию бойца, разыскать родственников…
— Вы делаете великое дело, — с неподдельным восхищением сказал я. — Сейчас ведь многие из вашего поколения живут в свое удовольствие. У них в голове одни развлечения. Сейчас герои всякие крутые, но я уверен, когда-нибудь о вас напишут, снимут фильм.
— Мы не хотим быть знаменитыми, — вновь горячо вступил парень с пушком. — Все это чепуха. У нас полно раздутых знаменитостей, а присмотришься — пустое место. Так себе, средние способности.
Мы засиделись до позднего вечера. Все это время Дым угрюмо сидел у байдарки и прямо изнывал от безделья. Иногда он посылал в мою сторону тоскливые взгляды и скулил — тогда у него был вид разжалованного капитана, душу которого не поняли и не оценили. Но чаще он зло рычал и лаял — настырно требовал, чтобы я отпустил его искать «железо» — тогда имел вид капитана, кипучая душа которого никогда не смирится с ролью стороннего наблюдателя.
В какой-то момент он так разорался, стал метать в меня такие свирепые взгляды, что пришлось его осадить:
— Прекрати концерт! Хватит на меня давить!
Но не тут-то было. Он начал огрызаться — посылал мне жестокие оскорбления: ничего не понимаешь, старый дурак! — и прочее.
Я разозлился не на шутку. Это уже была не размолвка, а серьезная ссора.
— Горячий парень, пес с характером, — определил старший. — Яркая личность, настоящий воин. У него вон и шерсть стального цвета. Я уважаю таких. Именно такие в войну бросались со взрывчаткой под танки, вытаскивали раненых с поля боя…
Перед тем как уйти, бородачи объяснили, что остановились в деревне, а на стоянке с «мебелью» (которую они и сделали) устраивают привал после работы. Я спросил:
— В деревне есть магазин, где можно купить обувь? А то мои кеды утонули.
— В ближайших деревнях только продмаги, — дружно ответили бородачи. — Это вам надо дуть в Алоль. Там турбаза и поселок, полно всяких магазинов и обувь на все вкусы.
— Есть даже пробковые сапоги, чтоб ходить по воде, — пошутил парень с жидкой бородкой.
За ужином мы с Дымом помирились. Почему-то на сытый желудок сразу добреешь, и все серьезные ссоры кажутся не такими уж серьезными, скорее — просто мелкими недоразумениями. Тем более среди друзей. Ведь друзья должны многое прощать друг другу. Мало ли что скажешь в запальчивости! Бывает, в ссоре вылетают всякие обидные словечки, но они случайные и не отражают нашего истинного отношения к другу — того, что мы думаем о нем по большому счету. А по большому счету мы любим его, и нас связывает гораздо большее, чем этот сиюминутный раздор. К тому же настоящих друзей не так уж и много, и, понятно, надо дорожить дружбой с ними. Короче, я первым протянул Дыму руку:
— Давай мириться!
В ответ Дым протянул мне лапу: прости меня за «старого дурака»! Это я брякнул сгоряча!
Он положил голову мне на колени, и я погладил его.
Мы проснулись поздно, когда с озера уже слышались голоса байдарочников, а птицы так громко распевали песни, что и Дым нараспев протянул: вста-авай! Есть хо-очется!
Слегка помятые после долгого сна, мы вылезли из палатки.
Озеро сверкало под солнцем, у противоположного берега тянулись цепочки байдарок. Дым забеспокоился и уже не протянул, а четко отдал команду: пошевеливайся! Надо догнать и перегнать этих мастеров голубой дорожки! (Он непременно должен быть впереди всех.)
Перекусив остатками ужина, мы демонтировали палатку, погрузили вещи в лодку и отчалили. Работай быстрее! — то и дело призывал меня Дым. — Лентяям не место на борту!
Он не успокоился, пока мы не догнали и не перегнали цепочку байдарочников — те не очень и спешили, а мне пришлось потрудиться.
В полдень я подрулил к косе, похожей на муравейник — так густо ее облепляли разновозрастные рыболовы: от мальчишек и девчонок до стариков и старух; все они не отрывали глаз от поплавков.
— Не подскажете, где нам лучше пристать на дневку? Где хорошее местечко? — тихо, чтобы не распугать рыбу, обратился я ко всем рыболовам сразу. — Хотелось бы ровную полянку, тенек, густую, пахучую сине-голубую траву, а над головой чтобы летали ласточки…
Рыболовы с невероятной поспешностью побросали орудия лова и громко, распугивая не только рыбу, но и всю живность в округе, посыпали на нас советы:
— Здесь везде красота!
— Застолбите полянку у плотины! Это рядом, рукой подать!
— У плотины лучше всего! Там ваш брат, байдарочник всегда останавливается!
Один пожилой рыболов вполне серьезно предупредил:
— Учтите, там в запруде русалки. Так что особенно не шумите, а то еще распугаете. Они жуть как пугливые.
Мы с Дымом никогда не видели живых русалок и в некотором возбуждении погнали к плотине.
Само собой, плотина оказалась не «рядом» — мы до нее добирались больше двух часов. По пути озеро то сужалось, и перед байдаркой вырастали заросли камыша, то вновь разливалось и местами становилось таким мелким, что приходилось вылезать из лодки и тянуть ее, шлепая по щиколотку в воде.
