Самый дорогой товар - [12]

Откуда взялись силы встать на ноги, а потом шагать, шагать и шагать? Хватило ли одной песни соловья, чтобы заронить мысль, что дочь, его крошка, незнакомая и любимая, быть может, тоже еще жива? И если она выжила, то отныне его долг, его святая обязанность сделать все, все возможное, чтобы ее отыскать.

И он пошел следом за красными, которые шли вперед на запад. У какой-то церкви он упал от истощения. Священник поднял его, накормил, помолился за него, и он пошел дальше, и шагал, шагал и шагал.

Он дошел наконец до места, именуемого лагерем для перемещенных лиц, населенного беженцами и другими людьми, которые снялись с насиженных мест, убегая от красных, но те нагнали их в своем стремительном наступлении. Выглядел он как выходец с того света, а на руке вытатуирован был номер, это и послужило пропуском. Ему дали кров и пищу, но, оказавшись в тепле и насытившись, он снова вспомнил и пережил роковой миг, как наяву увидел поезд, снег, лес, покрывало, старуху – и свою надежду. И главное, главное – взгляд жены, отвернувшейся от него навсегда и навеки. Зачем, зачем не дал он общей судьбе уничтожить их всех четверых вместе, вместе?

Между тем бедная жена дровосека не заметила, что товарные поезда не ходят больше через лес, так поглощена она была созерцанием своей товарной единички, которая росла и крепла на глазах. Малютка непрестанно смеялась, пела, щебетала и танцевала со своей козочкой, которая стала ей ближе сестры, под доброжелательным взглядом лесного человека с ружьем и разбитой головой.

Жена дровосека не помнила, чтобы была так счастлива за всю свою долгую, долгую жизнь. А лесной человек с ружьем прислушивался, поглядывая на восток. Он знал, что красные идут. Он и радовался, и боялся. Он боялся красных звезд так же, как боялся серо-зеленых мундиров, как боялся их полицаев и других приспешников. Раз в неделю он отправлялся в одну из ближайших к лесу деревень, чтобы выменять козий сыр на предметы первой необходимости. Там только и говорили что о скором конце этой ужасной войны, кто с надеждой, кто с сожалением. Вскоре самолеты с красными звездами обстреляли позиции серо-зеленых, а потом началась канонада. Охотники за бессердечными прятались или бежали на запад.

С ружьем в руках лесной человек с разбитой головой обходил свою вотчину по восточному краю, полный решимости отстоять право собственности перед новыми захватчиками. Двое краснозвездных солдат осторожно пробрались в чащу. Завидев человека с ружьем, они скосили его автоматной очередью. Потом, все так же осторожно, один из солдат подошел, ногой перевернул тело, увидел, что в лице убитого нет ничего привлекательного, и обернулся к своему товарищу с гримасой отвращения, заключив презрительно: «Старик, калека». Убедившись, что убитый был один и с ним никого, они ушли догонять свой отряд краснозвездных, которые не полезли в чащобу и предпочли пойти в обход.

Наутро после тревожной ночи жена дровосека нашла в лесу тело человека с разбитой головой и добрым сердцем. Она долго плакала, и, глядя на нее, заплакала товарная единичка. Даже козочка с ласковыми глазами и та плакала. Похоронить его у жены дровосека не было сил, она лишь накрыла останки цветущими ветвями, после чего прочла молитву собственного сочинения, в которой благодарила и желала, чтобы сей добрый человек обрел наконец покой и счастье, в которых было отказано ему в этом мире, чтобы он обрел их там, где встретят его боги. Ей подумалось о богах поезда, но этого она не высказала, потому что больше не доверяла им.

Она знала, что ребенок, ее ребенок выжил не благодаря им, но благодаря руке, выбросившей его из поезда на снег, и благодаря доброте лесного человека с ружьем и козочкой. «Благословите их», – заключила она.

Жена дровосека собрала нехитрые пожитки, завернула свежие сыры и утварь для их приготовления в молитвенное покрывало и, с девочкой на руках, с козочкой на веревке, навьюченная, как осел, отправилась в путь. Не зная, куда идти, она шла куда глаза глядят, на восток, где, говорят, все еще встает солнце.

По дороге жена дровосека встречала сотни танков и грузовиков с красными звездами. Она шла через разрушенные деревни, остановилась наконец в одной, выбрала развалины, показавшиеся ей уютнее других, и расположилась там. Она расстелила молитвенное покрывало на уцелевшем куске стены, разложила оставшиеся сыры и стала ждать покупателей, усадив дочурку на колени и отпустив козочку щипать остатки травы на косогоре.

20

В лагере для перемещенных лиц жили бок о бок бывшие жертвы и их бывшие палачи. Одни хотели «перестроиться», хоть так еще не говорили в те времена, другие пытались затеряться в толпе беженцев. Нечего здесь оставаться, надо уходить, бежать еще дальше, ладно, ясно, но куда податься? Куда податься? – спрашивал себя наш герой, бывший парикмахер-самоучка, бывший студент-медик, бывший отец семейства, бывший живой, ставший тенью. Вернуться в страну, откуда он приехал в поезде, после того как забрала его во время облавы полиция этой страны? Куда ему ехать? На север, на восток, на запад? И что делать там, снова изучать медицину? Открыть парикмахерский салон и ввести моду на короткие, очень короткие волосы, моду на бритые черепа? Нет, нет, как бы то ни было, он не мог покинуть эти края, не узнав правду, не узнав, жива ли его дочь, его крошечная девочка, его малютка… Как же он ее назвал? Какое имя ей дал? Как ее звали? Он не помнил, забыл имя собственной дочери.