Самый длинный месяц - [13]

Бросив пачку облигаций на стол, она опустила руку в карман халата и вынула оттуда золотые серьги.

— Вот. И это тоже. Мой подарок к дню рожденья.

Ее глаза играли тайным смехом.

Климов придвинул стул к столу и, прежде чем позвать понятых и начать составлять опись добровольно сданных вещей, полюбопытствовал:

— А почему вы мне открылись?

Яшкина держала одну руку, согнутую в локте, за спиной и тылом кисти грела поясницу.

— Да потому что вкрадчивость — признак упорства. Умного упорства.

— По-вашему, я вкрадчивый?

— Ужасно! Таких захочешь, не обманешь. Да я и не хотела. В нашем дворянском гербе масонских знаков нет. Мои прародичи стали дворянами, служа Отечеству, служа царю!

Она встряхнула головой и гордо вскинула внезапно задрожавший подбородок.

Климов повертел в руках шариковую ручку, отложил ее и усмехнулся: выходит, он ужасно вкрадчивый… Вот уж не думал.

Яшкина засунула руки в карманы, и вся ее фигурка стала еще суше и беспомощнее.

— Я для себя решила: придет лягаш, дубина, вертухай, пошлю к рябому Иоське. Что с меня возьмешь, с кикиморы болотной, пыли лагерной, а вы… — Она печально посмотрела мимо Климова, на улицу. — Вы очень благородный человек. Вы мне понравились, а это много значит. Ведь все когда-нибудь кончается. Умру и я. Практически нас никого уже на свете не осталось, и так отрадно знать, что честь и совесть не пустые звуки для таких, как вы, а эти… — она кивнула головой в сторону кухни, где говорило радио, — эти и понятия не имеют о жизни души.

По-видимому, она имела в виду свою невестку, а возможно, и сына.

Сказано это было с такой затаенной болью и страстью, что сомнений больше не было: перед ним исповедовалась, действительно, дворянка. Перетока-Рушницкая. Тут стоматолог оказался прав. А вот в том, что «груша моченая», — ошибся, и ошибся зло. Когда знакомишься с официальной справкой, а потом встречаешься с человеком, эффект бывает, как при рассматривании негатива: то, что казалось белым, на самом деле черное, и наоборот. Истинная сущность человека, его настоящая жизнь отличаются крайней светочувствительностью.

Все поступки человека поверяются добром.

Глава 6

Не трудно представить удивление Гульнова, когда Климов выложил на стол картины, пачку облигаций и золотые серьги.

Андрей недоверчиво потрогал все это руками и, знал, что честность и принципиальность советчики не ахти какие в делах, где нужен опыт, не без зависти спросил:

— Откуда, Юрий Васильевич? Прямо как в сказке…

— Оттуда, Андрюша, оттуда, — весело заговорил Климов и с ернической назидательностью провещал, что для того, чтобы справиться с работой, мало ее любить. Необходимы осо-о-бое направление мыслей и согласованность действий! И тогда, — он сделал жест рукой, изображая пафос и напыщенность, — не будет надобности чем-то жертвовать в противоборстве с подлыми людьми, например, своей жизнью или…

— …Жизнью своих подчиненных, — подыграл ему Гульнов, и заключительные слова: —… что так отличает профанов, — они произнесли одновременно.

Довольные друг другом, рассмеялись. Дело о кражах начинало проясняться.

— Звягинцевы были у тебя?

— Минут пятнадцать, как ушли, — меняя клоунское выражение лица на буднично-официальное, ответил Андрей и показал протоколы опроса. Жалкие какие-то людишки, мелковатые… Из тех, что за копейку продадут.

— Я такими их и представлял.

Климов сел за стол и позвонил Озадовскому, попросил перенести их встречу на вторую половину дня. Тот не возражал, но, сославшись на плохое самочувствие, предложил наведаться к нему домой, часикам к семи. Но можно и пораньше.

Договорились на восемнадцать тридцать.

Положив трубку, Климов продолжил прерванную мысль.

— Нет ничего страшнее, чем жить «как все». Мелочные всегда ничтожны. Это их неотъемлемое качество, которым они, судя по всему, втайне гордятся.

Гульнов согласно кивнул головой.

— Непонятно, что связывает этих людей? Детей у них нет…

— Благие намерения, — съязвил Климов и рассказал о столбовой дворянке Перетоке-Рушницкой.

— Значит, напомнила им о себе? Заставила поволноваться.

— Теперь их радости конца не будет.

— Или злобе, — засомневался Гульнов. Того гляди, притянут старую к ответу, затаскают по судам.

— А мы не скажем, — неожиданно для самого себя ответил Климов. — Возвратим украденное и шабаш! А где нашли, это уж наше дело. Может, мы эксперимент проводим…

— По профилактике квартирных краж?

— Вот именно. Секреты производства, одним словом.

А что, она действительно в масонов верит?

— О! — воскликнул Климов. — Целая теория. Оказывается, Пушкин…

— Александр Сергеевич?

— …был масоном.

— Не может быть. А где об этом говорится?

— Я не знаю. Тут свои бы мемуары одолеть.

Климов кивнул на груду папок.

— Вон их сколько.

Бумаг, действительно, скопилось многовато.

— А про Дантеса что она гутарит? — не унимался Андрей.

— Тоже масон. Даже в дворянском гербе Гончаровых были знаки темных сил.

— И что это за знаки?

— Пятиугольная звезда…

— Шести?

— Да, нет. Пяти. Еще какая-то хреновина и меч.

— Наверно, щит?

Климов задумался.

— Что-то другое. Это у нас эмблема со щитом, а там… ну, в общем, ерунда, Андрей.

Гульнов вздохнул.

— Дела…

Но Климов не видел причин для вздыханий. Пора спускаться с облаков на землю. Вот Звягинцевы до конца не прояснились… Особенно она. Утаивает что-то, но вот что?