Самый длинный месяц - [12]

— Значит, масоны…

— Не перебивайте.

— Извините.

— Все-таки я пожила на свете.

Она помяла в пальцах мундштук папиросы, затянулась, сбила пепел.

— О чем я говорила?

— О том, что человек будет приравнен к божеству.

— Ну вот. Казалось бы, идея неплохая. И каменщики, как себя именовали некогда масоны, стремятся начисто разрушить все, что было сделано до них.

— До основания?

— Непременно.

— А зачем? Чего им надо?

— Завоевать весь мир.

— Любым путем?

— Любым.

— Под любым соусом?

— Вернее, лозунгом. Вода не крепче алмаза, но обкатывает и его.

— Алмаз — это народ?

— И он в какой-то мере.

Климов задумался. Все оказывается куда сложнее, чеммог предполагать. И когда взрывали храмы, знали, что творили…

— Но они ведь не в одной только России? — задалспасительный вопрос, надеясь, что еще есть страны, помнящие про масонов.

— Что вы! Нет, — дыхнула дымом Яшкина и угол ее рта приподняла усмешка. — Чем великодушнее народы, тем больше издевательств выпадает па их долю. Вы понимаете, о чем я говорю? Об историческом развитии… Завистливая мелкая душонка — вот бич Господень. Впивается клещом — не отдерешь.

— Все правильно, — поддакнул Климов и подумал, что тот, кто не прислушивается к словам людей, — неуязвим. А он по долгу службы вынужден выслушивать — и многое, и многих. Ведь каждый начинает говорить прежде всего о том, что его волнует, о себе, а уж потом, и то с великой неохотой, отвечает на казенные вопросы. Где, когда, в каком часу?

Яшкина запахнула на халат, огладила его на костлявых коленях, и глаза ее подернулись отчаянием.

— И вот, поверьте мне, со временем все люди на земле утратят свои цели, забудут свои сказки и мечты, национальные святыни, и тогда начнется вакханалия безумия, самопожирание друг друга, ибо равновесие — единственное из необходимых — будет нарушено: равновесие мира…

Последнюю фразу она проговорила тихо, разом севшим нервно-придушенным голосом, в каком-то провидческом трансе. А когда говорят зло, не повышал тона, смысл сказанною кажется зловещим, а последствия угрозы — леденящими душу.

Климов поежился. Ей-богу, с ней можно дойти до умопомрачения. Жуткая старуха. Теперь понятно, почему ее не жалует невестка. Особенно, если учесть, что они из разных социальных групп и поколений, а следовательно, и по духу и по мировоззрению они друг другу откровенно ненавистны. На этот счет он не питал иллюзий. Эмоции сильнее разума. Люди соглашаются любить себе подобных только при одном условии, когда от них они ничем не отличаются. А те, чей образ жизни непонятен, лишаются поддержки и сочувствия. А он еще гадал, зачем эта старуха собирает пузырьки? Сын целиком зависит от жены, хотя уж сам старик, деньгами ей не помогает, а пенсии, должно быть, кот наплакал.

Задумавшись, он потер веко, а она рассмеялась. Обнажив зубы и как-то бесшабашно запрокидывая голову.

— Подумать только! Не хотела, да придется.

— Вы о чем?

— Вот, подумаете, кляча сухоребрая, распетушилась…

— Нет, ну что вы…

— А того не знаете…

— Мария Николаевна, — впервые обратился он к ней по имени-отчеству, пытаясь вставить слово и оправдаться за свой, как ему показалось, обескураженный вид. — Я действительно…

— Да знаю, знаю! — замахала на него рукой Яшкина, и пепел с папиросы порошинками замельтешил перед ее лицом. — Ведь вы же сыщик, уголовный розыск, а я тут… — Она смахнула с глаз непрошенные слезы, — про масонов… Погодите.

Всунувшись в шлепанцы, пошлендала на кухню и вернулась…

Он глазам своим сначала не поверил.

…вернулась с пачкой облигаций и двумя картинами.

— Ведь вы, ха-ха, за этим приходили?

Если отвлечься от символики фактов, как пишут в учебниках, главное — не попасться на крючок излишне жесткой схемы поведения: пришел, увидел, нацепил наручники.

Не зная, что сказать, он потянулся к картинам.

— Это чьи?

— Масонки этой недобитой.

— Как? — не понял Климов, поднимаясь с шатко скрипнувшего иод ним стула. — Они здесь, у вас…

— Как очутились?

— Да.

— А это я их выкрала, взяла, на время… Есть люди просто жаждущие, чтобы их водили за нос.

Вряд ли это камешек в мой огород, подумал Климов и отошел к окну, чтобы лучше рассмотреть картины.

Яшкина потерянно уронила руки вдоль своего сухонького тела и горестно вздохнула:

— У меня нет денег, но я честный человек.

— Поэтому я к вам и заглянул, — успокаивающе произнес он первую пришедшую ему на ум фразу. На одной картине было что-то вроде цветущего луга, а на другой сквозь радугу просвечивало женское двоящееся тело в капельках дождя. Картины были написаны маслом. Автор — Легостаев. На картонной изнанке цветущего луга стояла дата: 1953 г.

Можно было и отложить изучение столь неожиданно нашедшихся картин, но так уж он привык: с самого начала следствия располагать максимумом сведений, а привычки, как известно, сильнее людей. В конце концов, чем бы человек не увлекался, он льстит прежде всего своему самолюбию.

— А как вы к ним попали, я хочу сказать…

— В квартиру сына?

— Обыкновенно, через дверь. Своим ключом.

— А я так понял, что невестка вам ключи не доверяла.

— Не знаю, что они вам говорили, но ключи у меня есть. Как только врезали замок, так сын мне и принес, да, видимо, забыл. Они меня и за живую не считают. Я для них что есть, что нет. Отброс общества. Вот я и доказала, что еще живу!