Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине - [58]

Итак, вечером 22 августа 1939 года Ворошилов (надо думать, не без удовольствия) сообщил главе французской миссии: «Вопрос о военном сотрудничестве с Францией висит в воздухе уже несколько лет, но так и не был разрешен. В прошлом году, когда погибала Чехословакия, мы ждали от Франции сигнала, но он не был дан. Наши войска были наготове… Французское и английское правительства слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий…»

И «политические события» не замедлили произойти. 23 августа в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп, и практически сразу же, в ночь с 23 на 24 августа, был подписан советско-германский договор о ненападении. В кои-то веки Россия наконец поставила свои интересы выше интересов Европы.

По поводу распространенного мнения, что Гитлер, мол, этим пактом обманул Сталина, Молотов съязвил: «Наивный такой Сталин… Сталин поверил Гитлеру… Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!» Стоит вспомнить, что Вячеслав Михайлович был все-таки министром иностранных дел и находился в курсе событий.

Впрочем, Гитлер особо и не изображал горячую любовь к СССР. Незадолго до подписания пакта, 11 августа, он заявил комиссару Лиги наций Карлу Буркхардту: «Все, что я предпринимаю, направлено против русских. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, тогда я буду вынужден пойти на соглашение с русскими, побить Запад и затем, после его поражения, снова повернуть против Советского Союза со всеми моими силами. Мне нужна Украина, чтобы они не могли уморить нас голодом, как это случилось в последней войне».

Едва ли стоит предполагать, что Сталин не знал о такой позиции своего нового партнера – советская разведка работала хорошо. Что же, отказываться от соглашения с Гитлером? А с какой стати? Очередность: Запад – Россия нас вполне устраивала. Время работало на СССР.

Пакт, кстати, был для Советского Союза достаточно выгоден. Мы обещали поставлять Германии сырье и продовольствие и гарантировали нейтралитет в предполагаемых войнах. К тому времени уже было ясно, что первой жертвой Германии, скорее всего, станет Польша, и Гитлер стремится обеспечить себе безопасность на востоке, когда его войска вплотную подойдут к границам СССР. Нашу страну падение Польши тоже вполне устраивало. Да, в итоге мы получали общую границу с Германией, без буферной зоны, но кто сказал, что Польша стала бы буферной зоной? За всю многовековую историю России она практически никогда не была дружественным нам государством, и как только Россия слабела, то тут же получала со стороны «милого соседушки» нож в спину. В 30-х годах режим в Польше был не менее антисоветским, чем в Германии, и не далее как в январе 1939 года на встрече Гитлера с министром иностранных дел Польши тот заявил о готовности своей страны выступить на стороне Германии, если та затеет поход на Украину. И такого соседа защищать? Если Германия съест Польшу, то мы будем иметь на западе не двух врагов, а одного – только-то и всего. Кроме того, как только Германия начала польскую кампанию, СССР тут же вернул себе аннексированные после Гражданской войны территории, кстати, и отодвинув границу.

Черчилль позднее писал: «Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции германских армий с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех концов огромной страны. Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была в тот момент в высокой степени реалистичной». Для первого удара Гитлер выбрал западное направление, и это была победа советской дипломатии.

Кроме того, и экономическая сторона договора была обоюдно выгодной. Россия отдавала то, что у нее было в избытке, а взамен получала то, чем была богата Германия и чего так не хватало нам – современные технологии. Советские специалисты получили право требовать себе любые технологии, обнаруженные на германских заводах. И, будьте уверены, с помощью прокоммунистически настроенных рабочих они очень хорошо там попаслись.

* * *

Как выглядел первый контакт врагов, которые, скорее всего, прекрасно знали, что они от подписания пакта не станут друзьями? Визит Риббентропа оказался для нашего МИДа как снег на голову. В СССР не было даже немецких флагов, необходимых для официальной встречи делегации. Их достали… на киностудии «Мосфильм», где снимались антифашистские фильмы. Совершенно сюрреалистическим образом оркестр в аэропорту сыграл нацистский гимн, а потом «Интернационал». До последней минуты Риббентроп не знал, с кем он будет обсуждать и подписывать пакт, – с Молотовым, который был министром иностранных дел, или с самим Сталиным, и узнал это, лишь увидев Сталина за столом переговоров.

«Сталин с первого же момента нашей встречи произвел на меня сильное впечатление: человек необычайного масштаба, – вспоминал позднее Риббентроп. – Его трезвая, почти сухая, но столь четкая манера выражаться и твердый, но при этом и великодушный стиль ведения переговоров показывали, что свою фамилию он носит по праву».

Впрочем, он был не только величайший тактик, но и превосходный дипломат, этику взаимоотношений он чувствовал спинным мозгом, инстинктивно. На ужине, последовавшем за подписанием договора, Сталин сам поднял тост за Гитлера и выпил за его здоровье. Но через несколько тостов предложил немцам выпить за «нашего наркома путей сообщения, Лазаря Кагановича», – и пришлось немецкой делегации пить за здоровье еврея-наркома. Теперь Риббентропу было о чем подумать – был ли тост за Гитлера хотя бы относительно искренним или же просто данью вежливости?