Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - [96]

– Я проучился в школе всего пять лет, – говорит он, покачивая обрубком своего указательного пальца, – но меня приглашали делать доклады в университетах!

– Немногие знают про Канта и Ницше, учитель Се, – замечаю я.

Он отмахивается.

– Ах, не называй меня так! Обращайся ко мне «старший брат» или «дядя»! Некоторые называют меня просто Величайшим дураком под солнцем.

Впрочем, я вижу, что ему это понравилось. Учитель Се.

Когда мы проходим мимо закусочной, я приглашаю его на обед. Он хочет сам заплатить, потому что он старше меня, но в конце концов мне удается его уговорить.

– Твоя подружка важна для тебя, – говорит он, когда мы сидим, склонившись над тарелками с лапшой, – но что ты будешь делать, когда застрянешь зимой в Тянь-Шань, тридцать градусов ниже нуля, а все переходы завалены снегом? Ты решишься тогда сесть на поезд или на машину?

– Нет, я буду ждать.

– Но будет ли ждать она?

Я молчу. Я бы мог рассказать ему о нашем плане встретиться летом. Может быть, Джули приедет ко мне, или я к ней. Я лишь киваю.

– Вы, немцы, – обращается ко мне учитель Се, когда мы покончили с едой и он закурил сигарету, – вы настаиваете на своих принципах. В длительной перспективе это не очень хорошо. Ты хочешь идти домой, это я могу понять. Я бы пошел с тобой, если бы у меня был загранпаспорт. Но так ли важно, весь путь пройти пешком?

Я непонимающе смотрю на него.

– Конечно, я должен пройти пешком каждый шаг.

– Девушка прождет тебя год, может быть, даже два года или три, но что ты будешь делать, если попадешь домой только через пять лет, а она тебя уже не ждет? Люди будут чествовать тебя как героя. Но будет ли хорошо тебе?

Учитель Се с удовольствием затягивается сигаретой, он коричневый от загара, у него длинные, но ухоженные волосы и такая же борода, он одет в рубашку с воротником. Я внезапно осознаю, что он выглядит более цивилизованно, чем я.

Мы вместе доходим до деревни, сердечно прощаемся, обменявшись номерами мобильных. Учитель Се отправится подыскать себе местечко, чтобы переночевать в тележке, а я попытаю счастья в деревне. Мы стоим на обочине, сумерки опускаются на поля, я слышу, что где-то готовят ужин на гриле. Откуда-то доносится жалобное блеянье овец.

Учитель Се протягивает мне руку. Он изменился, с тех пор как я встретил его в полдень, сходство с кобольдом улетучилось, он стал серьезнее.

– Подумай над тем, что я тебе сказал, – призывает он меня.

Игры

В деревне виден единственный огонек в киоске.

– Есть ли здесь гостиница? – спрашиваю я у хозяина, долговязого мужчины, погруженного в книгу. Он покачивает головой.

– Нет, здесь у нас всего лишь маленькая деревушка. Но город не очень далеко отсюда.

– Сколько до него?

– Тридцать ли.

Идти дальше? Поискать себе в полях место для ночлега? Позвонить учителю Се?

Я отодвигаю в сторону занавески на входной двери и выглядываю на улицу. Я ничего не вижу, потому что мои глаза еще не привыкли к темноте.

– Быть может, у вас есть храм или кто-нибудь, у кого можно узнать, где здесь можно переночевать? – пытаюсь я найти выход. – Полицейский или глава деревни?

Мужчина откладывает книгу в сторону и внушительно смотрит на меня:

– Я и есть глава деревни.

– А! – больше мне ничего не удается из себя выдавить.

Он шарит у себя за спиной и достает ключ.

– Мой дом справа за углом. Иди туда, все равно я на всю ночь останусь в магазине.

У меня пропадает дар речи, а он вкладывает мне в руку ключ:

– Во дворе есть кран и таз. Можешь помыться там.

Немного спустя я уже иду через дом крестьянина с тазиком в руке. Я стараюсь ничего не испачкать и не проявлять излишнего любопытства, однако перед большой картинной рамой я все-таки останавливаюсь. С пожелтевших фотографий на меня смотрят люди в военной форме, я вижу лица и достопримечательности, детей, надевших свои лучшие платья и смело улыбающихся в камеру. На некоторых фотографиях я вижу и самого главу деревни. В основном у него серьезный взгляд. Я стою в его гостиной совершенно один, здесь нет ни его самого, ни его семьи. Он доверил мне, совершенно чужому человеку, свой дом.

В городе Чжанъе перед сигнальной башней я узнаю знакомую тележку. Вокруг нее собралась небольшая компания зевак.

– Учитель Се! – кричу я ему через улицу, и из тележки высовывается его голова. Он сияет.

Мимо нас прогуливается молодая пара, и мой взгляд останавливается на девушке. Ее каштановые волосы спадают роскошными локонами на плечи. Я смотрю в ее глаза чуть дольше, чем это подобает, а потом поспешно делаю комплимент ее спутнику относительно ее красоты. Оба смеются. Они проходят мимо, а я провожаю взглядом ее белое платье до тех пор, пока учитель Се не начинает ругаться на меня.

– А ну, веди себя прилично, – смеясь, он грозит мне обрубком своего указательного пальца, – маленький шельма!

Когда он заползает в свою тележку, чтобы достать оттуда бутылку воды, я вдруг понимаю, что именно необходимо, чтобы перейти пустыню.

– Учитель Се, – говорю я, – завтра отправляйся на запад один, у меня здесь есть еще одно дело.

Мне потребовалось два дня, чтобы найти того, кто сможет для меня сделать тележку. Его зовут господин Ван, он хозяин сварочного цеха. Когда я рассказываю ему, что серьезно все обдумал и решил купить себе тележку-каталку, чтобы везти на ней свой багаж через пустыню Гоби, он хохочет так, что вынужден держаться за живот.