Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - [124]
Я захожу в указанное строение, где пожилая дама вежливо объясняет, что, хотя у нее есть свободные комнаты, она не может меня приютить по причине, которую я едва ли смогу понять. Я спрашиваю ее, не могла бы она для меня сделать исключение, и тогда дама после колебаний протягивает мне свечу и ключ. Я нахожу свой номер, открываю дверь, несколько раз безрезультатно жму на выключатель и сажусь на кровать.
Заходит парень с зажигалкой. Он зажигает мою свечу и извиняется за неудобства, из его слов я наконец-то узнаю, что случилось: во всем городе нет электричества, так как проводятся технические работы.
Свеча горит.
На обесточенный город опускается синяя ночь, люди собираются в свете фар, в комнату пробирается запах шашлыка. Я лежу на кровати и пишу эсэмэс Джули, описывая романтичность ситуации.
Потом я засыпаю.
К счастью, для приготовления уйгурских нанов электричество ни к чему. На следующее утро я останавливаюсь на обочине и наблюдаю, как молодой человек крутит в воздухе лепешку из теста, пока она не становится тонкой и круглой. Потом он прижимает ее к стене глиняной печи изнутри, ждет несколько секунд и достает обратно. Получается золотой дымящийся нан. Это мой. Я удерживаю его двумя руками, а во рту распускается букет из вкуса теста, печи и целой страны.
День так же нежен, как мякоть нана. На улице тепло, и мои ноги идут сами собой. Они несут меня вниз по проселочной дороге, мимо маленьких уйгурских деревушек, в которых я вижу мечети и коробки домов, состоящие из решетчатых стен и крыши. Юноша, говорящий по-китайски, объясняет мне, что в них сушат изюм.
Я замечаю еще кое-что, от чего уйгуры еще больше начинают нравиться мне: почти в каждом доме есть крытая веранда. Крыша чаще всего сделана из деревянных балок, с них свисает виноград, а под ней, в сладкой тени, стоит кровать.
Чем дальше я ухожу от города, тем меньше становятся деревни и тише звуки. Вот и последняя деревня осталась у меня за спиной. И вот уже я тащу кабутце по дороге через поле.
И вот передо мной они: Пылающие горы. Это не настоящие горы, а красные голые холмы. Складки и линии на них имеют такую резкую форму, что, кажется, будто они горят. Пылающие горы знаменательны тем, что большинство китайцев романтизируют их. Они упоминаются в старинной легенде «Путешествие на Запад», повествующей о монахе, который тысяча триста лет назад отправился в Индию, чтобы найти там буддистские сутры. Речь идет не об историческом персонаже Сюаньцзан, который действительно проходил здесь, а о легендарном герое, в которого он впоследствии превратился. В романе времен династии Мин он попадал в различные приключения в сопровождении духов-помощников. Пылающие горы описывались там как место, в котором стояла такая сильная жара, что через них нельзя было пройти. И тогда его помощник, царь обезьян Сунь Укун, своим магическим веером охлаждал их.
Я вступаю на грунтовую дорогу. Она проходит вдоль ущелья через все горы. Склоны ущелья крутые и голые, а где-то глубоко внизу заметен тоненький ручеек, на берегу которого виднеется зеленая растительность. Она кажется крохотной и нежной, как начало всякой жизни.
Искусство
В конце ущелья, на высоком его склоне расположена деревня. Я подхожу к ней и вижу забор, а рядом билетную будку. Мне навстречу выходит молодая женщина, на голове у нее фуражка, на шее висит связка ключей. Вся она кажется необычайно подвижной. Она радушно говорит:
– Добро пожаловать в ущелье Туюй!
Она рассказывает мне, что за деревней находятся пещеры со старинной буддийской настенной живописью. Но сейчас их нельзя посмотреть, потому что они сильно повреждены и там ведутся реставрационные работы.
Когда я разочарованно поворачиваю назад, она останавливает меня: не только пещеры, но и сама деревня достойна посещения! Видел ли я когда-нибудь исконное уйгурское поселение? Я стою перед билетной будкой и оградой и вспоминаю маленькие деревушки на своем пути. Разве их нельзя назвать «исконными»?
Билет в деревню стоит пятьдесят юаней. Экскурсовод показывает мне дом с большой деревянной верандой, где я могу провести ночь. Еще одна зеленая купюра в пятьдесят юаней покидает мой карман. Я оставляю свой багаж, и мы отправляемся гулять по деревне. Она крошечная. Дома из глины, дома из камня, внутренние дворики. Экскурсовод показывает мне кабель, протянутый между домами.
– Раньше здесь не было электричества, – говорит она, – деревня была практически отрезана от внешнего мира.
– А как люди добывали себе пропитание?
– Земледелием, виноградниками, кроме того, вели натуральный обмен с соседними деревнями.
В центре стоит мечеть, которая кажется слишком большой для такой скромной деревни.
– Это было первое, на что потратили местные жители деньги, полученные от туризма, – говорит экскурсовод и значительно кивает, – здесь живут очень религиозные люди.
Сама она относится к народу хуэй. Это большое преимущество, объясняет она, так как в культурном плане она стоит между ханьцами и уйгурами и понимает как тех, так и других. Я вспоминаю, как Якуб ругал двуличных представителей хуэй. Я спрашиваю ее, соблюдает ли она рамадан, и она говорит, что ее работодатель не очень положительно относится к тому, что она целыми днями ничего не ест: «Это вредно для здоровья». Она приводит меня к месту, возвышающемуся над деревней, и показывает на дом с деревянной верандой.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.