Самурай без меча - [48]

Недовольство моих последователей объяснялось тем, что после восстановления порядка гражданские управляющие начали выполнять более важные обязанности, чем самураи. В результате проведения социальных реформ, таких как введение земельного кадастра, стране потребовались уже не солдаты с острыми клинками, а менеджеры с хорошими мозгами. Это привело к росту напряженности между представителями воинского сословия и гражданскими чиновниками, которую мне следовало снять, принимая решительные меры. Вместо этого я позволил ране гноиться, поскольку был занят удовлетворением собственной жажды удовольствий и поисками славы за морями.

Мое стремление сохранить популярность среди вассалов ухудшило дело. Я так дорожил каждым своим соратником, что не мог налагать взыскания, отнимать земли или прибегать к более крутым мерам. Мне хотелось, чтобы все они считали меня хорошим лидером. Но неспособность поставить их на место лишь ускорила катастрофу.

Истинные лидеры используют в своих действиях «секрет твердости»: управляйте решительно и не допускайте раздоров.

Остерегайтесь ослепления всепоглощающими чувствами

Став свидетелем распрей в клане Ода, вызванных внезапной гибелью князя Нобунаги, я надеялся произвести на свет наследника, которому можно будет передать управление страной после того, как я покину этот мир. К сожалению, я не мог иметь детей от моей жены Нэнэ. К тому же, несмотря на многолетние старания, ни одна из моих наложниц не подарила мне наследника.

И вот наконец в 1589 году госпожа Ёдо, моя любимая наложница, родила моего первого ребенка. Мне было уже пятьдесят три года.

Рождение Цурумацу стало одним из самых радостных событий в моей жизни. Я был вне себя от счастья. Но смерть моего горячо любимого сына в двухлетнем возрасте повергла меня в такое безмерное горе, от которого, казалось, невозможно оправиться. Затем Ёдо неожиданно понесла снова и в 1593 году родила мне другого сына, Хидэёри.

Хидэёри стал мне дороже всех на свете. Все мои интересы замыкались на моем сыне, я любил его до такой степени, что приводил в изумление современников. Друзья говорили, что это всепоглощающее чувство сделало меня другим человеком. И действительно, с момента появления на свет Хидэёри стал средоточием моей жизни, и в ослеплении любви к нему я стал пренебрегать своими обязанностями лидера. Никогда не следует пренебрегать интересами семьи, но так же верно и обратное: нельзя позволять интересам семьи поглотить вас так сильно, чтобы это помешало заботиться о своей организации.

С рождением Хидэёри исполнилась моя заветная мечта о кровном наследнике, но, с другой стороны, это вынудило меня принять ужасное решение. До появления Хидэёри я полагал, что у меня больше никогда не будет сыновей, поэтому усыновил двадцатитрехлетнего сына моей сестры Хидэцугу с намерением сделать его моим преемником. Я даже возвел Хидэцугу в ранг императорского регента, а сам довольствовался положением имперского регента в отставке. Но после рождения Хидэёри я пожалел, что поднял Хидэцугу так высоко, поскольку груз огромной власти оказался ему не по плечу. Он стал проявлять вкус к безудержному кровопролитию, чем заслужил себе прозвища Бессердечный Хидэцугу и Регент-Мясник. Мне так неприятно описывать его дикую страсть, что я процитирую слова португальского миссионера Луиса Фройса:

Он находил странное удовольствие и развлечение в убийстве людей. Ему так нравилось проливать кровь, словно он всосал эту звериную наклонность с молоком матери. Он испытывал особое наслаждение, наблюдая за тем, как убивают и жестоко пытают бедняков. Развлечения ради он каждый день выполнял обязанности палача, собственноручно убивая осужденных. Он отправлялся в специально отведенное помещение неподалеку от своего дворца, где стояло что-то вроде стола, куда укладывали преступника, которого он разрубал на части. Иногда он заставлял ставить их на ноги и рассекал пополам. Но больше всего ему нравилось отрезать людям конечности, одну за другой. Этим он занимался так же, как другие люди отрезают ноги или крылья убитым птицам. Порой он использовал приговоренных в качестве мишеней для стрельбы из лука или ружья. Иногда, подобно римскому императору Нерону в молодости, он разрезал тела женщин, чтобы осмотреть их внутренности и детородные органы.

Вскоре после рождения моего единокровного сына я решил объявить Хидэёри своим наследником. Для этого мне нужно было смести все – и всех, – что могло помешать осуществлению этой цели. Однако это намерение обернулось трагедией.

Однажды ночью ужасающее предчувствие смерти заставило меня поверить, что после моего ухода кровожадный Хидэцугу попытается убить моего сына и его мать. Ослепленный этим кошмаром, я решил с корнем вырвать то, что казалось мне теперь дьявольскими ростками будущей смуты: приказав Хидэцугу совершить самоубийство, я заодно приговорил к смерти всех членов его семьи.

После того как я много раз ставил на карту свою карьеру, считая, что насилие должно быть последним средством решения проблем, я все же поддался порыву и решился на тяжкое убийство. Конечно, Хидэцугу был настоящим монстром, но это никак не оправдывает моего приказа умертвить всю его семью. Даже сегодня я не могу до конца осознать мотивы этого поступка. Я могу только винить в этом свою беззаветную любовь к малолетнему сыну Хидэёри, любовь, которая ослепила меня так сильно, что ради него я пошел на жестокое злодеяние.