Самозванка - [5]

— Отродье шайтана! — зашипел от боли мурза и отвесил пленнице сильную пощечину. Ногаец испуганно перехватил за руку крымчака:

— Товар испортишь! Плати и делай с ней что хочешь, а пока не смей трогать!

Упавшая на землю невольница лежала без чувств. Подол малинового ситцевого сарафана задрался, обнажив стройные ноги. Бросив похотливый взгляд, Саид-Ахмед облизнулся и осторожно ткнул ее в бок носком сапога:

— Поднимайся!

Не дождавшись ответа, бей подхватил бурдюк с айраном и плеснул ей в лицо. Девушка медленно открыла глаза, с недоумением огляделась вокруг и слабым голосом произнесла:

— Где я? Злобно взглянув на мурзу, ногаец торопливо спросил у нее:

— Как тебя звать, помнишь?

— Нет.

Пленница застонала и принялась ожесточенно растирать виски. Бей вопросительно посмотрел на ее подружку.

— Златой кличут, — испуганно сообщила светловолосая красавица. — А меня Лесей.

Саид-Ахмед раздраженно отмахнулся от нее рукой и повернулся к Кель-Селиму. Хищно раздув ноздри птичьего носа, он с едва скрываемой угрозой потребовал:

— Плати! Мурза выкатил в насмешке свои жабьи глаза и презрительно сплюнул:

— Негодный товар подсунуть хочешь? Одна без памяти, а другая калека.

С этими словами он кивнул на Лесю. Смуглая синеглазая девушка, дрожа всем телом, баюкала опухшую руку. Ногаец насупился и нехотя пояснил:

— Мои нукеры перестарались. Ничего страшно — в Кефе любой лекарь вылечит.

— А кто за лечение будет платить? И ханский саудат? Сам заплатишь?

Таких денег у Саид-Ахмета не было и, скрепя сердце, он нехотя предложил:

— Триста золотых за обеих.

— Двести пятьдесят, — усмехнулся мурза, внутренне торжествуя. Ногаец был прав: гяурки хороши, и можно было неплохо заработать. Благословенные времена, когда за некоторых невольниц удавалось выручить золото по весу, давно минули, но спрос все рано был велик.

— В китабет какую сумму запишем?

Помимо ханского сбора была еще и пошлина — хумс, шариатский налог с добычи. Его еще называли долей имама, и равнялся он одной пятой от стоимости невольника. Дань брала кафинская таможня.

— Сколько есть, столько и запишем. Я не хочу, чтобы какой-нибудь нечестивый сын осла и верблюдицы донес кадиаскеру, — процедил сквозь зубы ногаец и злорадно посмотрел на мурзу. Ему, потомку славного, но обнищавшего рода, приходилось вести торг, словно купцу-иудею.

Кель-Селим молча проглотил оскорбление, выложил кошель с золотом и махнул своим охранникам. Подхватив невольниц, они вышли из шатра, где их дожидались крытые повозки, обитые изнутри мягким войлоком. Ценный груз требовал бережного отношения. Степняки дружно взлетели в седло, свистнула камча, и маленький караван тронулся в дорогу. По Муравскому шляху, тропою слез, через Перекоп. В Кафу. Главный невольничий рынок Крымского ханства.

Степная пыль проникала через щели, оседала на волосах и пыталась забраться в рот, затрудняя дыхание. Пленницы ехали молча, обнявшись, изредка всхлипывая и размазывая грязные потеки слез по лицу. Тягостная тишина прерывалась лишь скрипом колес и глухим стуком копыт по глинистой дороге. Когда повозка в очередной раз подпрыгнула на кочке, Леся болезненно вскрикнула и, сквозь слезы, с тоской в голосе молвила:

— Вкрай погано, подружка. Козаки гонитву прекратили. Теперь продадут нас в туретчину. Златка грустно посмотрела на нее и тихо ответила:

— Дай бог, чтобы не грекам продали. У них долго не протянешь.

— Рука болит, — горестно пожаловалась подружка.

— Хочешь, гляну? — неожиданно для себя предложила Златка и, не дожидаясь ответа, осторожно взяла опухший локоть в руки.

Рассветное солнце с трудом пробивалось сквозь плотный полог, создавая небольшой полумрак в повозке. Златка аккуратно ощупала пальцами больную руку и внезапно указала пальцем в потолок кибитки:

— Дивись, что там!

Подруга вскинула голову наверх и охнула — вывихнутый сустав со щелчком встал на место. Минуту спустя она удивленно поделилась:

— Не болит! — и тут же подозрительно прищурилась. — Ты ведьма?

— Не знаю, — безразлично пожала плечами Златка. — Примарилось мне умение. Когда басурманин ударил, в голове спалахнуло все, голоса дивные явились. Именами разными звали.

— Расскажи, будь ласка! — вспыхнула любопытством Леся.

— Отстань, не до того! — с надеждой прислушалась к голосам снаружи Златка. Громкая перебранка, доносившаяся с тракта, вскоре затихла.

— Чумаки то, — пренебрежительно махнула рукой Леся. — За солью в Крым едут.

— И не боязно им?

— Купцов не трогают, у них ярлыки ханские, охоронные, — пояснила подруга.

— Ох, горюшко лихо! — закручинилась Златка и взмолилась: — Данилушко, сокол мой ясный, приди на допомогу.

— Дождешься, як же, — вздохнула Леся.

— Може, выкупят нас?

— Ты бачила, сколько грошей за нас татарину отсыпали? Откуда у козака таким взяться?

Вопрос остался без ответа. Подруги вновь замолчали, погрузившись в нелегкие думы и покачиваясь на неровностях дороги. Кибитка сильно накренилась и обо что-то ударилась, едва не перевернувшись. Златка тихонько вскрикнула и вновь принялась растирать пальцами виски. На молчаливый взгляд подружки она ответила твердым голосом. Фраза неожиданно всплыла сама собой, откуда-то из глубин сознания, и прозвучала с явственной угрозой: