Самозванка - [33]
– А моя мать?… Какъ и когда она узнаетъ правду?
– Я подготовлю ее къ этому.
– Вас… Вѣра въ больницѣ?
– Нѣтъ… Она здорова, счастлива. Она въ хорошихъ рукахъ… Ее очень любятъ, очень!…
Анна Игнатьевна быстро взглянула на Салатина и складка набѣжала у ней между черными бровями.
– Ужъ…
Салатинъ всталъ.
– Когда все уладится, – я буду просить руки вашей дочери, – сказалъ онъ, низко-низко поклонившись. – Ея честь, покой и доброе имя дороже для меня жизни моей!…
Анна Игнатьевна обняла молодого человѣка и заплакала у него на груди, какъ плакала нѣсколько часовъ тому назадъ ея дочь.
Это были хорошія слезы…
XX.
Салатинъ уѣхалъ изъ дома Ольги Осиповны совершенно успокоенный.
Онъ былъ увѣренъ, что Вѣра теперь внѣ всякой опасности.
Анна Игнатьевна не тронетъ ея – это навѣрное… Что же касается до Настеньки, ея тетушки, которымъ теперь не придется ужъ шантажировать дѣвушку, и которыя теперь, конечно, будутъ очень разсержены, то Салатинъ не боялся этихъ дамъ: онѣ испугаются и пикнуть не посмѣютъ.
Онъ сумѣлъ „нагнать холоду“ на этихъ корыстолюбивыхъ племянницу и тетеньку…
Сильный подъемъ духа чувствовалъ Салатинъ, выходя изъ дома бабушки на улицу, и его потянуло куда-нибудь „на народъ“, въ ярко освѣщенный залъ ресторана, въ какой-нибудь садъ съ народомъ, съ огнями, съ музыкою.
Домой ему не хотѣлось и чувствовалъ онъ, что не заснуть ему въ эту ночь, – очень ужъ „взвинченъ“ былъ онъ всѣмъ случившимся.
– „Внезапно пламенной струей,
Въ меня проникло наслажденье,
И нѣга страстная и жизни молодой
Необычайное, святое ощущенье!“ [14] -
декламировалъ онъ изъ Гетевскаго „Фауста“, идя по темнымъ улицамъ Замоскорѣчья и тщетно разыскивая извозчика, которыхъ въ поздній вечеръ не найдешь въ этой тихой богоспасаемой мѣстности.
Наконецъ, на углу Большой Ордынки, онъ нашелъ какого-то дремлющаго „Ваньку“, доѣхалъ до „Большой Московской“, взялъ тамъ лихача и приказалъ везти себя въ Паркъ къ „Яру“ [15].
Такъ и кипѣлъ весь Николай Васильевичъ, охваченный новымъ, не испытаннымъ еще чувствомъ. Холодный разсудокъ говорилъ ему, что Вѣра совсѣмъ чужая, что полюбить дѣвушку при первой же встрѣчѣ странно, смѣшно, что довѣриться такой незнакомой, невѣдомой дѣвушкѣ странно, но горячее молодое сердце не слушало голоса разсудка и билось, и кипѣло, и просилось вонъ изъ груди…
Пилъ Салатинъ очень мало, но сегодня ему хотѣлось съ кѣмъ-нибудь выпить, хотѣлось кутнуть, хотѣлось шалить, рѣзвиться, выкинуть какой-нибудь „фортель“.
– Да пошелъ же! – кричалъ онъ лихачу, который мчалъ его по безконечно длинной Тверской, ярко освѣщенной электричествомъ, но пустынной въ этотъ часъ ночи. – Пошелъ живѣе!…
– Стараюсь ваше сія-сь! – съ улыбкою оглядывался лихачъ. – По городу-то шибче этого не приказано, a вотъ, выѣдемъ за заставу, такъ утѣшу вашу милость…
– Ты женатъ?
– Такъ точно, ваше сія-съ…
– Ха, ха, ха… „Ваше сіясь“… Да какое же я „сіясь“?… Я не князь и не графъ. Я купецъ…
– Ужъ у насъ повадка такая, завсегда хорошаго сѣдока такъ зовемъ.
– А я хорошій развѣ сѣдокъ?
– По всѣму видно-съ… А вы холостые, ваше сія-сь?
– Холостой…
– Что-жъ это вы?… Женатому, конечно, безпокойнѣе, а все же хорошо, ежели супруга собою прекрасна и любитъ, – тепло тогда въ домѣ-то…
– Тепло?
– Такъ точно-съ!…
– А у тебя жена хороша?
– У меня, ваше сія-сь, баба гладкая и меня любитъ… Вотъ теперь можно и походчѣе… Н-нутко ты, призовый!…
Лихачъ выпустилъ своего „тронутаго“ нѣсколько ногами рысака и пролетка понеслась по правой сторонѣ шоссе, обгоняя тройки и одиночки.
Въ шикарномъ ресторанѣ было множество народу. Шло еще второе отдѣленіе концертной программы.
Всѣ мѣста въ залѣ были заняты, и неизвѣстный тутъ Салатинъ, незнакомый съ распорядителями и метръ-д’отелями, растерялся, всталъ среди зала, не зная куда идти и гдѣ сѣсть.
– Николай Васильевичъ! – вдругъ окликнулъ его знакомый голосъ.
Онъ оглянулся и увидалъ за однимъ изъ столиковъ хорошо знакомаго ему московскаго фабриканта Шмелева, мужчину уже очень зрѣлыхъ лѣтъ, но любящаго „пожить“. Шмелевъ сидѣлъ одинъ за бутылкою шампанскаго.
Салатинъ подошелъ къ нему.
– Какими судьбами, Николай Васильевичъ?… Вотъ неожиданно-то! – заговорилъ Шмелевъ. – Какъ это вы сюда попали?…
– На лихачѣ, Петръ Ильичъ, – съ улыбкою отвѣчалъ Салатинъ. – Что-жъ я, бракованный что-ли какой, что мнѣ, и повеселиться нельзя?…
– Да никуда не вытащишь васъ, бывало!… Вы одни?
– Совершенно…
– Очень радъ, садитесь, родной. Эй, Максимъ, стулъ сюда и стаканъ!… Пойло это употребляете, Николай Васильевичъ?
– Во благовременіи…
– Ха, ха, ха… Ну, а лучше ужъ ни время, ни мѣста не придумаешь… Я сижу тутъ одинъ, – гуляючи зашелъ, – знакомыхъ посматриваю, а вы какъ снѣгъ на голову!… Пожалуйте-ка…
Шмелевъ налилъ стаканы и чекнулся съ Салатинымъ.
– Максимъ, еще бутылку!…
– Позвольте теперь ужъ мнѣ спросить, Петръ Ильичъ…
– Нѣтъ, нѣтъ!… Вы у меня за столомъ мой гость…
– Но я тоже хочу угостить…
– А вотъ прослушаемъ „отдѣленіе“, да въ кабинетикъ и сядемъ… Цыганъ послушаемъ, или венгерочекъ, или пѣвичекъ Анны Захаровны… Хе, хе, хе… надо ужъ васъ посвятить во всѣ тайны сего мѣста!…
– Очень радъ… Ho мнѣ вдругъ ѣсть захотѣлось…
– Отлично!… Я дома поужиналъ, – я, вѣдь, живу тутъ на дачѣ, но какой-нибудь „деликатесъ“ съѣмъ съ удовольствіемъ и вамъ компанію сдѣлаю…
В один московский день 1822 года появилась в лавке купца Ивана Анемподистовича Латухина красавица-девица, пришедшая купить отрез полотна. И увидав ту девицу, влюбился купец до беспамятства. Да вот беда — девица-то оказалась крепостной. Прежде чем жениться на ней, надо бы ее выкупить, а то и сам крепостным окажешься... Но вот кто ж продаст такую-то красавицу?..
Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.
Они вдохновляли поэтов и романистов, которые их любили или ненавидели – до такой степени, что эту любовь или ненависть оказывалось невозможным удержать в сердце. Ее непременно нужно было сделать общим достоянием! Так, миллионы читателей узнали, страсть к какой красавице сводила с ума Достоевского, кого ревновал Пушкин, чей первый бал столь любовно описывает Толстой… Тайна муз великих манит и не дает покоя. Наташа Ростова, Татьяна Ларина, Настасья Филипповна, Маргарита – о тех, кто создал эти образы, и их возлюбленных читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...
Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…