Самоврачевание и скотолечение у русского старожилого населения Сибири - [22]

Если ребенку жить, то скоро послѣ этого поправится (это будетъ въ томъ случаѣ, если купившій – „счас(т)ливой“), а не жить – скоро послѣ этого помретъ¹. „У тетки Акулины (Лѣнивцева она, шабартинская) ребенокъ – Самсономъ звали парнишка – долго хворалъ, не могли и на боль натака́ться. Ей и посовѣтовали этакъ же вотъ продать Сомку. Такъ и сдѣлали. И теперь еще живой!..“ (Е. А. В-ва).

Нѣкоторыя лѣкарки съ цѣлью узнать, поправится ли ребенокъ или умретъ, „обмываютъ колоколъ“. „Покойница Михѣиха такъ говорѣла: иди на зо́ряхъ на рѣку съ ведромъ. Иди и молчи. Почерпни воду „по водѣ“ (по теченію) и молча иди съ рѣки къ колокольнѣ. Молча полѣзай на колокольню, поставь тамъ на мѣсто ведро; молча же обмывай колоколъ… Если человѣку оздоровѣть, – колоколъ будетъ молчать; если умереть человѣку, – колоколъ тихонько жалобно завоетъ. Если колоколъ молчитъ, надо молча спуститься съ колокольни, молча итти до больного, покуль не поставишь ведро съ водой на мѣсто. Потомъ ужъ можно и говорѣть“. Принесенной водою поятъ и умываютъ больного² (изъ разсказовъ Е. А. В-вой).

Иные родители даютъ „обвѣща́нье“: „Матушка Девята Пятница. помоги мнѣ отпеча́ловать дитю́!“ Обѣщаютъ „потрудиться на ногахъ“, сходить къ Девятой Пятницѣ въ дер. Ту́люшку, Шарагульской волости, куда каждую весну отправляется много „тру́дниковъ“, чуть ли не со всей Тулуновской волости прежнихъ границъ.

Ходятъ въ Уди́нска (г. Нижнеудинскъ) къ Ахтырской Божьей Матери (2 іюля). Идутъ большею частью женщины: матери, убитыя

376

болѣзнью парнишка или дѣвчонки – просить заступницу „поставить дитё на ноги“, бездѣтныя женщины – вымаливать „хоть кого-нибыдь“…

IV. Женскія болѣзни .

„У здороваго человѣка дѣти должны быть у всякаго, а то какой же это человѣкъ, которой дитю́ не имѣетъ?“ (Е. А. В-ва).

Дѣти – замѣна на старости лѣтъ, въ особенности парни. „Если сыновьямъ Богъ благословилъ, то отъ котораго-нибыдь да будетъ толкъ отцу-матери. Одинъ сынъ – не́ сынъ, два сына – по́лсына, а три сына – весь сынъ: всѣ-то прокормятъ“, – такъ говаривали старые люди (Е. А. В-ва).

Во взглядѣ на дочерей тоже сказывается характеръ утилитариста-крестьянина. „Дѣвка – чужой товаръ“. Но и этотъ „чужой товаръ“ является желаннымъ въ семьѣ, особенно для матери: „парнишка къ отцу больше льнетъ, а дѣвка, покуль замужъ не ушла, хоть вшей въ головѣ поищетъ, рубаху выстираетъ, съ ребенкомъ поводится, по́ дому доглядитъ“.

Лишь въ очень рѣдкихъ случаяхъ бездѣтность радуетъ крестьянскую семью: „ну ихъ къ Богу – и дѣтей; забота съ имя́ одна“. Не часто услышишь жалобы даже тѣхъ, кого „дѣти одолѣли“. Вообще ребята почти всегда являются желанными не только въ „прожиточныхъ“ (состоятельныхъ) семьяхъ, но и въ семьяхъ бѣдняковъ. Правда, многосемейность иногда вызываетъ жалобу на судьбу, но это происходитъ лишь въ минуту особенно острой нужды. Минуетъ такая нужда – и слышишь только насмѣшливое „подфигуриваніе“ надъ собой и своимъ положеніемъ¹.

Безплодіе почти всегда разсматривается какъ несчастье и нерѣдко служитъ причиной дурныхъ отношеній между супругами. Если дѣтей нѣтъ, то это значитъ, что кто-либо изъ супруговъ (чаще жена) боленъ или испорченъ, или – въ рѣдкихъ, впрочемъ, случаяхъ, – „терпятъ за чьи-нибудь грѣхи наказаніе Божье“.

У больныхъ „бѣлой грыжей“ не бываетъ дѣтей.

„По-сердца́мъ другой разъ накормятъ бабу какимъ-нибыдь кореньямъ али травой. Матрена Матвѣевна Коропча́нчиха (тулунская) говорѣла: „Я, говоритъ, накормлена по-сердцамъ – вотъ и не ношу“ (Е. А. В-ва).

377

Чтобы носить ребятъ, существуетъ много „средство́въ“, – кому какое поможетъ. Наиболѣе дѣйствительнымъ считается дѣтскій пупокъ, который черезъ нѣсколько дней у новорожденнаго ребенка присыхаетъ и отпадаетъ. Надо „взясь его и скормить женщинѣ, котора не носитъ. Съ мяснымъ пирогомъ, съ грыбнымъ ли. Помогаетъ. Другой разъ соберутся бабы и смѣются надъ такой: у тебя, ить, чей ребенокъ-то? – ить, мой! Я тебя пупомъ-то накормила“…

Ходятъ на богомолье – „вымаливать ребенка“, даютъ „обвѣты потрудиться“, сходить пѣшкомъ „къ батюшкѣ-Инокентію“ въ Иркутскъ, ходятъ къ Девятой-Пятницѣ¹ въ дер. Ту́люшку. Одно время ѣздили въ иркутскій монастырь къ знаменитому „отцу Ѳедору“.

Пьютъ разные корни. „Ес(т)ь такіе корни (здѣсь-то ихъ нѣту, въ Шарагулѣ – по низкимъ мѣстамъ), похожіе на руку; у (н)ихъ пять отрос(т)ковъ, въ родѣ какъ пальцы. Если правую (али лѣвую? – не помню) руку съѣшь, дѣтей совсѣмъ не будетъ, а съѣшь лѣвую (?) – и у „бездѣтной будутъ дѣти“. Если съѣшь одинъ палецъ правой (?) руки, не будешь носить годъ; съѣшь два пальца – два года, а веѣ пять съѣшь – совсѣмъ носить ребятъ перестанешь“² (Е. А. В-ва). Значитъ, одинъ и тотъ же корень можетъ служить двумъ противоположнымъ цѣлямъ: чтобы „носить ребятъ“ и чтобы „не носить“.

Если къ такимъ, кто не имѣетъ дѣтей, относятся какъ къ „обиженнымъ“, даже уродамъ, то совсѣмъ плохой взглядъ устанавливается на тѣхъ, „кто не хочетъ дитю́ имѣть“, кто пускаетъ въ ходъ „средства́“.

Чтобы выжить ребенка: „Это ужъ не мать, а змѣя, котора выживатъ ребенка. Этакъ только бар….я дѣлаютъ“. Изъ средствъ и способовъ плодоизгнанія называютъ „коренья“; К. И. Б-ая говоритъ, что употребляютъ хину, которую принимаютъ 3 или 4 раза въ день безъ мѣры: порохъ