Самовар. Б. Вавилонская - [20]

Эти отвлеченные подробности есть в сущности Юрина жизнь. Хотя в истребители он не попал, а попал в вертолетчики.

Вертолеты летают медленнее и ниже, а бьются чаще, особенно в те времена, когда КБ Миля было приказано в срочном порядке копировать геликоптеры Сикорского. Детали-то копировать несложно, технологию труднее… у разведки спины дымились. Технология своя. Вот и бились.

А падающий вертолет с вращающимися винтами – это что? это мясорубка в свободном поиске. Вырубишь движок, загонишь лопасти во флюгирование – а они все равно вращаются. Ты выпрыгнешь – и летишь, согласно закону притяжения, рядом с ним.

Когда-то на испытаниях пытались лопасти отстреливать стационарными пиропатронами, но это оказалось капризно, опасно, ненадежно, и идею отставили.

Юра получил уже старшего лейтенанта и летал командиром звена, когда в космос запустили Гагарина! И в восторге и энтузиазме первых недель всех летчиков-старлеев по имени Юра стали невольно как бы слегка сравнивать с Гагариным – оглушительный блеск его славы, карьеры, удачи, обаяния как бы отсвечивал в первую очередь именно на них. Старшие лейтенанты авиации на долгий миг стали героями эпохи. Гагарин слопал лимон из чая на файв-о-клоке у английской королевы – она, аристократически разряжая конфуз, сделала то же самое, и с того прецедента они по этикету могут жрать лимон из чашки. У Гагарина развязался шнурок ботинка на ковровой дорожке к Мавзолею с встречающим Политбюро – с тех пор космонавты тщательно затягивают шнурки перед церемонией официальной встречи.

Гагарин разбился через семь лет на тренировочной спарке в прах. А тезка Юра Белкин, тоже маленький улыбчивый крепышок, успевший написать заявление в отряд космонавтов (каждый третий лейтенант его тогда написал), разбился тем же летом 61-го года.

Добро бы разбился.

Двигатель вертолета расположен вверху, прямо под несущим винтом. В воздухе вертолет как бы подвешен к своему двигателю с винтом. Центр тяжести у него высоко. Поэтому в падении он норовит перевернуться вверх брюхом. И огромный винт работает под тобой.

Вероятнее всего, у них полетело от дефекта или усталости металла одно из креплений ротора (заключение аварийной комиссии), и ротор разрушительно загрохотал в своем кожухе. Брызнули осколки, машина клюнула и затряслась вразнос, борттехник и штурман прыгнули сразу, а Юра не успел, рвал ручку, блокировал питание, а сам уже валился колесами кверху, и винт рубил воздух между ним и землей, ни фига было лопасти не зафлюгировать, потеряно управление.

Падая внутри машины и вместе с ней, Юра сумел долезть открыть заднюю створку и пополз, как муха по булавке, в воздухе по хвостовой трубе к вставшему стабилизирующему винту, его вращало вместе с хвостом, гладкий заклепанный металл уходил из-под него вбок, а он цеплялся, влеплялся в него, стремясь выбраться за черту свистящего сверкающего круга работающих лопастей внизу и тогда оттолкнуться, вращение добавит, стряхнет в сторону, но его стряхнуло чуть раньше, винт рубанул, подбросил, добавил и откинул прочь.

В шоке первых секунд не ощутив боли, он сумел ошметками руки выдернуть кольцо парашюта. Боль пришла с ударом приземления – ад, который не передашь, по сравнению с которым смерть – рай.

Дело было над тайгой. Через час штурман и борт-техник нашли его – рядом. Он был уже без сознания. Ужаснувшись, они наложили жгуты и посильно перевязали – не спасти, конечно, но чтоб хоть что-то сделать, не смотреть же так. Через полсуток дым их костра нашел в розыске вертолет из полка. Поскольку Юра все еще дышал, его тем же бортом с аэродрома, в сопровождении младшего полкового врача, доставили в окружной госпиталь.

Жене с дочерью сообщили, как он понимает, что – погиб, не спасли; а хоронили закрытый гроб, что у военных летчиков вполне в порядке вещей.

«Вышли вы – за обычных, не гуляк, не монахов, думали – лейтенантов, вышло – за космонавтов.»

– И вот я здесь, господа! – закончил он по прибытии знакомство палаты со своей эпопеей.[4]

Фраза эта пошла гулять с фильма «Мичман Папин», где играл совсем молодой красавец Тихонов. В конце пятидесятых его крутили до дыр во всех гарнизонных клубах. Удравший с царского броненосца в Бресте по революционной надобности мичман, тайный большевик, по партийному приказу возвращается на корабль – партии нужны свои люди на флоте. Грядет трибунал, предваряемый судом офицерской чести. Добрый командир с намекающим прищуром снабжает обаяшку-дезертира бульварными романами. И на суде он, к зависти и стону всей кают-компании, излагает сногсшибательную историю со слов: «Роковой случай завел меня в игорный дом!..» – через гору золота, дворцы, оргии, хищных красавиц, неверных друзей и мошенников, разорение, нищету, горе – до рыдающей концовки: «Тяжелым трудом скопил я денег на возвращение с повинной головой в родную офицерскую семью… И вот я здесь, господа!» Аплодисменты, снисхождение, разжалован в матросы.

Завершая этот рассказ, Юра – уже «Гагарин» – верил, что скоро его подлечат, отправят домой с пенсией, жена его заберет отсюда, с дочкой он увидится. Сокрушался, что, трезво рассуждая, жене он такой, конечно, ни к чему, молодая еще женщина, так что жить ему, видимо, придется с матерью, вот ей обуза…