Самоучитель игры на мировой шахматной доске - [29]

С точки зрения безопасности страны проблема состоит прежде всего в следующем:

• мусульманское население страны в советский период оказалось лишенным высоких богословских традиций, что во многом предопределяет возврат к религии в более упрощенных, обрядово-бытовых формах, часто носящие архаичный и ригидный характер;

• на этом фоне — в период трансформации и неустойчивого состояния страны — извне провоцируется влияние именно радикальных течений ислама, зачастую наиболее агрессивных и приверженных его транснациональной трактовке.

Стремление к коллективной идентичности (или самосознанию) — религиозному, этническому, социально-групповому, возрастному — это нежелание быть поглощенным, ассимилированным. Для множества людей и человеческих сообществ, принадлежащих разным культурным и религиозным традициям, недостаточно быть гражданином страны. Гражданство соотносится с государством — так сложилось в западном обществознании. Но, как известно, западноевропейское государство — национальное. Т. е. гражданская идентичность по европейским меркам соответствует национальности, в нашем понимании этнической идентичности.

Мировые религии, ислам и христианство, преодолевают этничность. Однако в сознании самих носителей конфессиональной идентичности последняя часто отождествляется с этнокультурными особенностями (языком, поведением и т. д.) того или иного общества. Очень часто происходит этнизация религии, когда религиозные обычаи становятся частью этнического (национального) самосознания.

Кроме того, по отношению к России следовало бы рассматривать и цивилизационную идентичность, которая обладает большей значимостью, чем принадлежность к государству, а часто к нации и конфессии. Особенно это существенно для обществ, переживающих «эпоху перемен». На сегодня эта проблематика не имеет достаточной проработки — существует только ряд исторических и геополитических обобщений.

В нынешнем положении России, с ее слабостью общественных и государственных институтов, особое значение имеют важнейшие социально-психологические факторы новейшего времени:

• повышенное стремление отдельной личности найти опорный момент самоидентификации в крайне напряженных условиях современной жизни;

• надежда найти ответы на сугубо современные вопросы путем обращения к традиционным формам существования.

Новая гражданская идентичность — россияне — не была принята всем населением страны. Сказалась недостаточность одномерной — гражданской — идентичности. Кроме того, и само государство по многим характеристикам стало уподобляться одной из корпораций. Была сделана попытка задать, используя феномен этнической (и религиозной) мобилизации, вторую идентичность — часто более значимую. Это было реализовано усилиями ряда региональных национальных элит (Татарстан, Башкирия, Чечня).

Тактика политического ислама в России

В Ульяновской области ПФО используются, в частности, следующие мотивы борьбы за идентичность.

Деградация/исламизация русского населения. Естественная на почве алкоголизации/криминализации потеря идентичности. В качестве головного этноса в русском секторе выступают местные чуваши, имеющие сильные традиции локальной внегосударственной идентичности (язычество). Ситуация усугубляется тем, что по отношению к чувашам из Чувашии их ульяновские соплеменники выступают в качестве лидеров (более экономически успешны, лучше сохранили чувашство). Выход из устоявшегося алкогольно-преступного быта, потребность в котором ощущается с самых ранних этапов экономического преуспевания, пока состоит только в принятии ислама в той или иной его форме. Показательный пример: семья русских, выходцев из Средней Азии (беженцы), имея пользующуюся повышенным спросом профессию (автослесарь высшего класса), смогла адаптироваться в г. Ульяновске (обеспечить материально и морально неунизительное положение) только после принятия ислама. Стойкая культура молодежно-криминальных группировок является еще одним резервом для исламизации, так как по опыту известно, что выйти из группировки не платя отступного возможно только в случае «ухода в мечеть».

Потеря российской идентичности местным исламским духовенством. Реально гражданином России, рассчитывающим на административный ресурс и частично использующим его, является лишь недееспособный (старость и тяжелое заболевание) муфтий РДУМ УО в составе ЦДУМ Аюб-хазрат Дебердеев. Все остальные муллы ведут самостоятельную политику в треугольнике: незримо присутствующие арабы-спонсоры—обл. администрация—инертная исламская общественность. Инертность исламской общественности временна, она вызвана процессом взаимоадаптации разных по культурному коду групп в рамках исламского надэтнического единства: татары—русские—чуваши—выходцы из Средней Азии (узбеки, таджики)—вайнахи.

В конце 80-х годов в области было лишь 9 мечетей. Теперь их количество — 84 и приблизилось к количеству православных храмов (105). Однако заслуги бывшего все эти годы муфтием А. Дебердеева практически нет. В большинстве прихожане строили мечети самостоятельно (многие мечети становятся очень прибыльными коммерческими предприятиями, что является одной из главных причин такого быстрого роста количества мечетей), без поддержки РДУМ. Сам муфтий в районы выезжал редко, очень мало занимался вопросами религиозного образования имамов и подготовки квалифицированного руководства РДУМ, способного поддержать муфтия в сложных вопросах внутриконфессиональных разногласий. Аюба-хазрата, очевидно, полностью устраивала роль единоличного представителя интересов мусульман Ульяновской области, которая приносила ему немалые дивиденды.