Самоубийство сверхдержавы - [29]

Сегодня от христианства и его этического кодекса отказались сотни миллионов человек на Западе и десятки миллионов в Америке; в итоге мы лишились общего морального фундамента. Поводы для споров и разногласий умножились многократно. Теперь мы спорим не только по вопросам политики и экономики, конфликты возникают из-за всего, будь то аборты, эмбриональные стволовые клетки, гомосексуализм, эвтаназия, публичная демонстрация религиозных символов, теория эволюции или необходимость обучать детей основам религиоведения и морали в государственных школах.

Культурная война вспыхивает вследствие непримиримых противоречий в убеждениях о том, что правильно и неправильно, нравственно и безнравственно. Среди американских атеистов, агностиков, секуляристов, иудеев-реформистов и ортодоксальных иудеев, буддистов, унитариев, прихожан епископальной церкви, сторонников идеологии нью-эйдж[46] и людей, вовсе не приверженных религиозности, от 70 до 80 процентов, если не более, считают гомосексуализм приемлемым социальным поведением. С ними согласны всего 12 процентов Свидетелей Иеговы, 24 процента мормонов, 26 процентов протестантов и 27 процентов мусульман. Среди атеистов, агностиков и нерелигиозных 70 процентов одобряют практику абортов. Их поддерживают лишь 33 процента евангелистов{208}.

Если мы не в состоянии договориться, что правильно, а что – нет, нам уже никогда не стать снова единой нацией. Традиционалисты отвергают современную культуру, которая видится им безнравственной, со всеми ее фильмами, журналами, музыкой, книгами и телешоу; укрываются в культурных «анклавах». Наши поэты и провидцы предугадывали такой поворот событий. Спустя восемь лет после публикации «Происхождения видов» Чарлза Дарвина Мэтью Арнольд в стихотворении «Дуврский берег» предрек, что вера, сотворившая Европу, неумолимо отступает:

«Веры океан

Когда-то полон был и, брег земли обвив,

Как пояс, радужный, в спокойствии лежал,

Но нынче слышу я

Лишь долгий грустный стон да ропщущий отлив,

Гонимый сквозь туман…»{209}

Накануне Первой мировой войны профессор Гарвардского университета, испанец по рождению Джордж Сантаяна охарактеризовал «сейсмический» культурный сдвиг следующим образом:

«Нынешняя эпоха является критически важной, и в ней интересно жить. Цивилизационные характеристики христианства не исчезли, но иная цивилизация постепенно занимает наше место. Мы по-прежнему признаем значимость религиозной веры… С другой стороны, панцирь христианства пробит. Непобедимый разум Востока, языческое прошлое, индустриальное социалистическое будущее – все противостоят ему с равным успехом. Вся наша жизнь насыщена медленно усвояемым новым духом – духом эмансипированной, атеистической, интернациональной демократии»{210}.

Ирландский поэт Уильям Батлер Йейтс полагал христианство магнетической силой, которая удерживает наш мир. Но к 1920 году он ощутил, что Запад более не внемлет Слову Божиему, и поведал о своем ощущении в сонете «Второе пришествие»:

«Все шире – круг за кругом – ходит сокол,

Не слыша, как его сокольник кличет;

Все рушится, основа расшаталась,

Мир захлестнули волны беззаконья…»{211}

Разве «сокольник» – не Бог? Разве «основа» – не христианство? Разве «беззаконие» не заполнило наш мир? Йейтс заканчивает свой сонет мрачным прогнозом: «И что за чудище, дождавшись часа, / Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме?»

Разве это «чудище» – не новое варварство?

Христианство – родной язык Европы, утверждал Иоганн Вольфганг Гёте столетия назад. В последних строках книги «Европа и вера», опубликованной, как и сонет Йейтса, в 1920 году, Беллок писал: «Европа вернется к вере или погибнет. Вера и есть Европа. А Европа есть вера»{212}.

Два десятилетия спустя Беллок пришел к выводу, что Европа утратила веру и Запад начинает распадаться:

«Культура возникает из религии… Упадок религии заключает в себе упадок культуры, ею созданной; мы видим это наглядно на примере гибнущего христианства. Катастрофа началась с Реформации, а последним ее этапом станет отмирание древних доктрин – сама структура нашего общества растворяется»{213}.

Еще до своего ареста гестапо в 1943 году Дитрих Бонхеффер, лютеранский теолог и пастор, казненный во Флоссенбурге за девять дней до освобождения лагеря американцами, повторил вывод Беллока: «Единство Запада – не фикция, но историческая реальность, единственным основанием которой служит Христос»{214}.

История цивилизации

Христианские народы старой Европы нередко воевали между собой, но объединялись, когда опасность угрожала их вере. Карл Мартелл, «Молот франков», остановивший вторжение мусульман при Туре в 732 году, стал героем всего христианского мира. Когда в 1095 году папа Урбан II объявил Первый крестовый поход и призвал обезопасить христианских паломников, освободив Иерусалим и Святую Землю от турок-сельджуков, христианские рыцари со всей Европы откликнулись на призыв – и предприняли девять Крестовых походов, вплоть до падения Акры[47] в 1291 году. Это поражение крестоносцев оставило землю, по которой ходил Иисус, под властью ислама, пока британский генерал Эдмунд Алленби не вошел в Иерусалим 11 декабря 1917 года.