Самоубийство сверхдержавы - [167]

Решение Барака Обамы в 2011 году – снести даже тот виртуальный забор, который имелся на границе США с Мексикой, – означает, что демократов не волнует судьба Республиканской партии при сохранении сегодняшней иммиграции и предоставлении нелегалам американского гражданства.

Культурная война

Вследствие культурной революции Америка разделилась на две страны. Различия между ними широки, глубоки и труднопреодолимы. Все меньше и меньше мы даем себе труд искать общий язык с людьми, которые не сходятся с нами во взглядах и ценностях. Скорее, мы отделяемся, укрываемся в анклавах среди тех, кто похож на нас. Кабельное ТВ с его сотнями каналов и Интернет с миллионами веб-сайтов позволяют создавать собственные миры, куда можно спрятаться по завершении рабочего дня. Возможно, некоторые из нас идеализируют прошлое. Но расовые, религиозные, культурные, социальные, политические и экономические вопросы сегодня разобщают людей больше, чем в сегрегированных городах, где кое-кто из нас вырос.

Тогда черные и белые жили обособленно, ходили в разные школы и церкви, играли на разных площадках и посещали «свои» рестораны, бары, театры; даже автоматы с газированной водой разделялись по цвету кожи. Но у нас была общая страна и общая культура. Мы были единой нацией. Мы были американцами. Мы говорили на одном языке, учили одну и ту же историю, восхищались одними и теми же героями, соблюдали общие церковные праздники, смотрели одни и те же фильмы, болели за «общие» команды, читали одни и те же газеты, смотрели новости по трем телеканалам, танцевали под одну и ту же музыку, ели одну и ту же еду, читали одни и те же молитвы в церкви и клятву верности в школе и усваивали общие истины о добре и зле, хорошем и дурном, Боге и стране. Мы были нацией.

Эта Америка ушла. Многие оплакивают ее кончину. Многие радуются. Мы больше не нация. У нас нет общей веры, общей культуры или общего видения того, какой наша страна должна быть. «Мы не считаем себя христианской нацией, еврейской нацией или мусульманской нацией», – сказал Обама; хорошо, но кто же мы тогда?{1100} Обама пояснил: «Мы считаем себя нацией граждан, которые связаны идеалами и множеством ценностей». Интересно, какое множество ценностей нас объединяет, если мы не можем даже договориться, что считать браком?

Традиционалисты должны понимать, как это случилось. В некоторых отношениях мы ничего не могли сделать. Социальная, моральная и культурная революции вдохновляли людей на протяжении поколений, возникновение этих идей можно проследить вплоть до французской революции и эпохи Просвещения. Некоторые даже возводят их к христианскому расколу в период Реформации.

Первые семена этой революции были брошены в почву Эдемского сада – помните, «вы будете как боги»[280]; кто-то считает, что виной всему восстание Люцифера против Бога. Недаром доктор Джонсон обронил: «Первым вигом был дьявол».

Каковы бы ни были ее истоки, революция 1960-х годов ознаменовалась отказом от христианской морали и триумфом секуляризма и эгалитарной идеологии; критическая масса была достигнута, когда бэби-бумеры стали заселять кампусы Америки. Эта революция разделила семьи и поколения и сокрушила коалицию «Нового курса», позволив Никсону опереться на новое большинство, которое противопоставило себя революции. В 1972 году Никсон разгромил первого выразителя идей революции 1960-х, сенатора Макговерна.

Сенатор Том Иглтон, кандидат Макговерна на пост вице-президента, признавался политическому обозревателю Роберту Новаку, что кампанию Макговерна можно суммировать как «апологию амнистии, абортов и кислоты»{1101}.

Да, революция пленила множество молодых, но это была революция привилегированных, а не голодных людей. В конце концов, ее навязал Америке Верховный суд, который «вычитал» собственные принципы в конституции, дехристианизировал страну, сделал секуляризм государственной религией и возвел на трон групповые права. Молитва, Библия и десять заповедей оказались изгнанными из школ, вертепы исчезли с площадей. Аборт и гомосексуализм признали конституционными правами. Детей стали возить в общих автобусах, чтобы все соответствовало судейскому представлению об идеальном расовом балансе.

Поражает, даже сейчас, отсутствие сопротивления. Да, были отдельные протесты, республиканцы устраивали политические кампании, критикуя судейскую активность и «суд Уоррена»[281]. Но после избрания Никсона республиканцы разве что предприняли тщетную попытку внести измнения в конституцию, чтобы отменить некоторые постановления, противоречившие основному закону. Оружие, которое отцы-основатели предусмотрительно вложили в конституцию, предписав конгресс ограничивать юрисдикцию федеральных судов, пылилось и ржавело в ножнах. Законом Норриса – Ла Гуардия конгресс эпохи Депрессии лишил суды полномочий вмешиваться в трудовые споры. Сенаторы Уильям Дженнер и Джесси Хелмс предложили законодательно ограничить прерогативы суда, но не нашли поддержки{1102}. В последнее время, однако, конгресс ведет себя так, будто Верховный суд является высшим органом власти, вправе принимать окончательные решения и превосходит авторитетом законодателей.