Самоубийство по заказу - [9]

– Ну, это уж ты – чересчур, – смущенно ответил Александр. – А насчет вертеться под ногами – это же чистая шутка, ты понимаешь… И потом, когда у нас случаются дела, в которых надо быть особенно осторожными и внимательными, вы – самые близкие нам люди, невольно становитесь нашим наиболее уязвимым местом. Уж тебе-то это хорошо известно, не так ли, дорогая моя?

– Ты знаешь, – задумчиво сказала Ирина, отпивая кофе, – я как-то решила сосчитать, сколько раз меня похищали. Про неудавшиеся попытки я уж и не говорю. Шурик, а ведь я так и не сосчитала. Но точно – около десятка раз… Кому сказать – ведь не поверят, правда? – и она уставилась на него блестящими глазами. – А особенно памятен самый первый раз, когда мы с тобой еще и расписаны-то не были, помнишь? Я тогда еще родительскую фамилию носила.

– Еще бы не помнить! «Киллерское» дело… А что расписаны, так, может, еще и не были, но что фактически женаты – это несомненно. Иначе чего им было воровать-то тебя? А так – жена. Другое отношение… – Турецкий сочувственно покачал головой. – Но, заметь, мы каждый раз тебя вытаскивали. И почти без последствий, верно? Вот я и бояться теперь, поневоле уже, начал, что мое везение не вечно, и все однажды кончается. Именно поэтому я и прошу тебя не сильно возражать, если я вдруг попрошу уехать ненадолго и отдохнуть подальше от Москвы, чтоб никто, ни одна сволочь не нашла, понимаешь?

– Понимаю, – вздохнула она и опустила взгляд к чашке. А потом продолжила, так и не поднимая глаз: – Я еще и то понимаю, что, кажется, ты напрасно оделся. Ведь еще раннее утро, не так ли? – она лукаво кинула на него быстрый взгляд. Намекнула на то, что на Шурке были уже надеты и домашние брюки и куртка.

– А это у нас по-военному, – хитро щурясь, быстро ответил Александр, принимая на поднос пустую Иркину чашку, – раз-два – и…

– Мимо! – захохотала Ирина, вспомнив артиста Пуговкина в роли Яшки-артиллериста.

– Наоборот, милая, – веско возразил Турецкий, сбрасывая куртку, – и – в дамки-с! А правильнее сказать – в дамку!

– Хулиган! – радостно воскликнула Ирина, и добавила, уже обнимая его: – Танцор ты мой любимый…

Глава вторая ИЗ ДНЕВНИКА ТУРЕЦКОГО…

Ирка напомнила… Трудное было дело, с добрым десятком трупов, с высокопоставленными «клиентами» и с такими сюжетными поворотами, что специально и не придумаешь. Как не придумать и второго Евгения Никольского – технического гения и преступника. Да и преступник-то, в общем, не по собственной воле, вот тут уж точно можно сказать, что виноваты обстоятельства, и ничто иное. Эти его поистине фантастические изобретения и… похищение Ирины, жены следователя. И собственное право судить и выносить приговоры… Ну, зачем?! Да, конечно, теперь, за чертой полутора десятков прожитых лет, отчетливо видно, сколь тяжкими и беспощадными были 91-92-й годы. Как со всех сторон выплескивалось тупое озверение, а бандитский промысел становился нормой жизни. И слова, слова, слова… бесконечные речи, становившиеся все той же привычной уже жвачкой, но только теперь прикрывавшей еще более наглое и откровенное воровство… Не повод, так сломя голову бежал бы от этих воспоминаний…

«А, в самом деле, – думал Турецкий, – сколько раз воровали у меня жену? Вопрос, конечно, уже не просто интересный, а, как говорится, вполне основополагающий…»…

Но каким бы он ни был – случайно возникшим или вечным, не сходящим с повестки дня, говоря языком всемогущей канцелярии, а ответить на него правдой и только правдой мог единственный источник, который не врал. Это был личный и тайный дневник, который следователь Турецкий, вопреки всем служебным инструкциям и корпоративным запретам, вел едва ли не с первых своих самостоятельных расследований. А точнее сказать, еще со студенческих лет.

В этих тетрадках он оставлял, прежде всего, конечно, для себя, а может, все-таки и для истории, для потомства, – мало ли, как жизнь обернется? – свои мысли относительно наиболее острых, необычных расследований уголовных дел, – другими ему просто не приходилось в жизни заниматься. Здесь же им фиксировались варианты собственных, особо важных и оригинальных версий тех или иных дел, неожиданные наблюдения и обычные бытовые зарисовки, помогавшие сосредоточиться, иногда даже понять себя, объяснить причину некоторых, не очень ясных поначалу собственных поступков.

Эти записи – не ежедневные и пунктуальные, как у некоторых литераторов средней руки, претендующих на вечность, или у сентиментальных девиц «тургеневского разлива», а нервные, часто отрывочные, правда, иногда и достаточно подробные, но предназначенные исключительно для «личного пользования», – они и составляли основу дневника. А все остальное – так, для своего собственного интереса, заметки для памяти. Иногда – для проверки и некоторых деловых соображений: прежние выводы казались интересными.

Случалось, что в отдельные периоды жизни Александр Борисович, по разным причинам, покидал место службы – сперва Московскую городскую прокуратуру, а позже – и Генеральную, находя для себя вполне достойное, по своим понятиям, место в редакционном коллективе еще недавно молодой газеты «Новая Россия». В ней он, кстати, и до сих пор числился во внештатных членах редколлегии, продолжая время от времени заниматься популяризацией юридических знаний. Так вот, оказалось, что его дневниковые записи разных лет, посвященные некоторым событиям, про которые народные массы, да и господа руководители государства якобы давно забыли, все еще не потеряли своей актуальности, являясь ценнейшим иллюстративным материалом. А что, возможно, и поэтому еще опубликованные в газете статьи Турецкого всегда считались не просто «читабельными» и своевременными, но и отличались доскональным знанием предмета и обилием убедительных фактов, большим количеством оригинальных примеров, что обычно выдает в авторе газетной публикации профессионального журналиста. Именно этот, последний аргумент и выдвигался всегда редактором этого печатного органа, настойчиво звавшего Александра Борисовича сменить профиль опасной работы следователя на хлопотную, но славную журналистскую деятельность. А о конкретном профессионализме вопрос вообще не возникал: на «творческих подходах» Турецкого уже учили, оказывается, начинающих журналистов.