Самостоятельные люди. Исландский колокол - [10]

загрызет и кинет в омут —

дидли-дидли-ду.

Кровь! — поток вдоль дорог,

спи, сынок, с нами бог.

Как заманит Гунвер в гости

верхового, злобный бес,

вдруг сверкнет ее клинок —

и тидли-тидли-тесс.

Кровь! — поток вдоль дорог,

спи, сынок, с нами бог.

Как заманит Гунвер в гости

божью душу, адский дух,

выест мозговые кости —

дидли-дидли-ух.

Кровь! — поток вдоль дорог,

спи, сынок, с нами бог.

Как заманит Гунвер в гости,

проклянешь свою судьбу:

вырвет руки,

вырвет ноги,

вырвет бок —

мяса клок, —

и фидли-фидли-бу.

Кровь! — поток вдоль дорог,

спи, сынок, с нами бог!

Старый дьявол Колумкилли

так учил ее в аду:

кровь красна —

ох, вкусна!

Костный мозг —

теплый воск! —

и бай-бай и дидли-ду.

Кровь! — поток вдоль дорог,

спи, сынок, с нами бог![3]

Но пришло время, и злодейства Гунвер открылись; люди узнали, что у нее на совести много убийств. Она убивала мужчин, женщин, детей, а по ночам поклонялась дьяволу Колумкилли. На окружном тинге[4] Гунвер приговорили к смерти и в первое воскресенье после троицы четвертовали у ворот редсмирского кладбища. Гунвер приняла смерть мужественно и, умирая, прокляла людей страшным проклятием. Ее тело, разрубленное на куски, положили в мешок, отнесли на перевал, к западу от Альбогастада, и там зарыли, насыпав над ним высокий курган, который можно видеть и поныне. Курган этот весь зарос травой, и его называют курганом Гунвер. Когда путник впервые минует перевал, он бросает камень на курган; это предохраняет от всяких бед: некоторые бросают камень всякий раз, как проходят мимо, — они надеются купить себе этим мир и покой.

Но если Гунвер при жизни отличалась свирепым нравом, то после смерти она и вовсе не знала удержу. Она являлась на хутор и воскрешала свои жертвы — мужчин, женщин, детей, так что в темные осенние ночи от нее просто житья не было на Альбогастаде. Верная своим привычкам, она мучила и живых и мертвых: по ночам на хуторе раздавались громкие крики и стоны, будто сонмы неприкаянных душ жаловались на свои мученья, потому что не могли найти себе покоя. Иногда от земли поднимались клубы серных паров, и люди задыхались, а собаки, охваченные неистовой злобой, грызлись друг с другом. Иногда Гунвер такое творила на крышах, что балки трещали; ни один дом, даже самый прочный, не мог выдержать ее неистовых ударов и бешеной ночной скачки. Она носилась верхом на людях и животных, ломала хребты коровам, сводила с ума женщин и детей, пугала стариков, и ее было не унять ни крестным знамением, ни колдовскими чарами. Предание гласит, что в конце концов с нею справился редсмирский пастор, человек большой учености, которому удалось заставить ее бежать. Она бежала в горы; и там перед ней расступилась скала и открылось ущелье, которое и поныне чернеется на вершине горы. Одни говорят, что она приняла образ тролля и поселилась в скале, другие, что она и по сей день живет в озере.

Да разве неизвестно, что какое-то страшилище и в самом деле обитало в здешнем озере с незапамятных времен? Многие видели его и могут в том поклясться, даже те, кто не верит в привидения. Некоторые уверяли, что нечистая сила разрушала хутор Альбогастад три раза, а иные — что даже семь раз. Вот почему ни один крестьянин не решался там остаться, и хутор опустел. А при окружном судье из Рейкдаля его присоединили к Утиредсмири, и он стал зимним пристанищем для овец, отчего и получил название «Зимовьё»; впоследствии там держали ягнят.

Глава вторая Земля

На низком холме, среди болот, стоит старый полуразвалившийся дом.

Быть может, этот холм только наполовину создан природой. Быть может, крестьяне, которых давным-давно нет на свете, из поколения в поколение строили себе жилье в этой долине у ручья, и один хутор вырастал на развалинах другого. Но вот уже сто с лишком лет, как на этом месте находится овечий загон, и все сто с лишком лет там блеют овцы и ягнята.

От холма к югу тянутся обширные болота, в которых торчат покрытые вереском бугры. С редсмирского перевала стекает в болото небольшая река; другая река берет начало в озере и бежит через долину по восточной части пустоши. К северу от загона поднимается крутая гора, склоны которой усеяны камнями, и земля между ними поросла вереском. Кое-где вздымаются острые скалы; в одном месте, напротив загона, утес раскололся, и весной из расселины длинной, узкой струей низвергается водопад. А когда южный ветер взбивает пену и несет ее вверх, то кажется, будто вода течет не вниз, а на вершину горы. Под скалой разбросаны валуны. Загон расположен на пустоши, на месте хутора Альбогастад, и долгое время его называли «Зимовьем».

Возле овчарни течет маленький ручей, огибая полукругом выгон. Прозрачный, холодный, он никогда не пересыхает. Летом лучи солнца играют в его резвых водах, а на берегу лежат овцы и жуют жвачку.

Синее небо, озеро, по которому плавают лебеди, река, спокойно текущая по болоту, а в ней играют форели — все сияет, блестит, радуется, и у всего своя песня под солнцем.

Долина окружена горами и пустошью. На западе — узкий перевал, а по ту сторону — Утиредсмири, Редсмири, или просто Мири, усадьба старосты местного прихода. Он же был до сих пор владельцем всей этой горной долины.