Самосожжение - [29]

Кажется, она поняла, как ни странно, о чем он только что подумал.

— Можно бы еще порассуждать, — она усмехнулась, — о так называемом эгоистическом гене…

— То есть о таком генетическом материале, — понимающе усмехнулся и он, — который создает новые организмы, наилучшим образом закрепляющие наследственную передачу того же самого гена.

— Да, — кивнула она. — Только мы бы отвлеклись еще больше. Ведь мы говорили об игре природы. Посмотрите на невесту.

Он быстро глянул. И будто прикипел к невесте взглядом.

Это уже чересчур, сказал он себе.

Невеста была похожа на шатенку в розовом.

А значит, и на Алину?

— Простите, — сказал он, встрепенувшись, — а как вас зовут? Уж не Алиной ли?

Она улыбнулась так, будто сама и подстроила этот розыгрыш, который теперь подходил к концу.

— Да, меня зовут Алина. Более того, Алиной зовут и невесту. И я не вижу в этом ничего особенного. Не такой уж редкий случай сходства имен.

— Да, но еще и…

— Похожи друг на друга сами люди, — кивнув, согласилась она. — И в этом тоже нет ничего удивительного. Слава богу, что в этом зале всего лишь несколько стереотипов. Три мужских и два женских…

Гей вспомнил, что в Красной Папке лежала вырезка из книги доктора медицинских наук, профессора-иммунолога В. Н. Говалло «Почему мы не похожи друг на друга». Профессор был оптимист. Он считал, что «на примере анализа белков тканевой совместимости красноречиво показано: эволюция направленно моделирует разнообразие, непохожесть индивидов как необходимое условие развития вида homo sapiens».

Красноречиво показано!

Какая прелесть…

Жаль только, считал Гей, что профессор не показал столь же красноречиво, что «людская однородность — тупиковая ситуация». И что она «истребила бы творчество», кроме всего прочего, вовсе не по причине «генетического сходства», а из-за бездуховности так называемых генотипов, бездуховности общего свойства, возникающего ныне, увы, как бы независимо от «модуляции белков», независимо даже от психического склада, мышления, поведения и так далее и тому подобное.

— Да вы меня не слушаете! — воскликнула Алина. — Я третий раз уже спрашиваю: «А где ваша жена?»

— Жена?.. Простите, я отвлекся… Я думаю, что моя жена сейчас находится в Братиславе.

— Вы уверены, что именно там?

Гей озадачился.

— Мне хотелось бы думать, что она сейчас в отеле «Девин»… — произнес он без всякой уверенности. — Впрочем, кто знает… Мало ли что произошло за то время, пока мы в разлуке, — неожиданно для себя добавил Гей.

— А давно вы расстались?

— Нет, сегодня утром.

— О, это большой срок!

Она была серьезна, и Гея это озадачило еще больше.

— Да, но вы еще не знаете, что и мою жену зовут Алиной! — Гей бью, похоже, в отчаянии.

Она же только слегка удивилась, как бы ради приличия. Бывалая особа или, напротив, принимала мир таким, какой он есть?

Гей вдруг отметил, что его рука уже сама собой полезла в карман — за монетой.

— Если позвонить… — Он старался не встречаться взглядом с шатенкой. — Какую нужно монету?

— Крону.

Она, казалось, не удивилась тому, что он собирается улизнуть.

Большую пятикроновую монету Гей положил возле стакана с кефиром — плата официантке, а монету поменьше, с изображением девушки, сажающей дерево, подбросил на ладони.

— Автоматы, — она безмятежно кивнула, — там, в холле.

— Благодарю…

Монета была симпатичная.

Изображение женщины, которая сажает дерево.

Алина сажает дерево?..

Необычный для женщины символ. Прежде вполне хватало младенца, сосущего грудь, а позднее, по мере нравственного совершенствования человеческого общества, грудь прикрыли платьем, оставив лишь руки, голые не выше чем по локоть, и сверху для композиции присобачили голубя.

Он придвинул Алине второй стакан кефира, свой, нетронутый.

— Прошу вас, подождите меня, пожалуйста!

Она кивнула и взяла его стакан.

Гей глянул в сторону ниши.

Усатый следил за ними пристально.

— Я не уйду, — сказала она, — буду ждать сколько нужно.

Гей неожиданно ощутил потребность коснуться ладонью ее плеча.

В знак благодарности?

Наверное, да.

Он помнил, что именно эти слова: «Я не уйду, буду ждать сколько нужно», — сказала ему Алина. Давно сказала. Много лет назад. Сразу после знакомства. И тогда он коснулся ладонью ее плеча. В знак благодарности.

Вот почему теперь он решил не делать этого.

Гей вышел в холл, опустил в щель автомата Алину, сажающую дерево, и тут же сквозь стеклянную дверь увидел Мээна.

Тот сидел на месте Гея и разговаривал с Алиной так, словно был давним ее знакомым, а может, и другом, и не исключено, что лучшим.

Из второго стакана, Геем оставленного, Мээн кефир допивал, и губы его были белы, как у клоуна.

Мээн смеялся.

Гей забыл про телефон, вернулся в зал, но к столу вплотную не посмел приблизиться, место свое занять, нарушить эту идиллию.

Он слышал их разговор.

— Я сразу поняла, что вы демон! — смеясь, говорила Алина, глядя на Мээна и не замечая Гея.

— Да, — подтвердил Мээн и круговым движением языка облизнул губы. Он был похож в эту секунду на варана. Гею казалось, что в следующее мгновение этот чудо-человек слизнет со стула и Алину. — Да, — повторил Мээн, опять язык показав, но без ущерба для Алины, и сказал: — Я демон. Демон архисовременный. Куда более широкого профиля, нежели демон, который был всего лишь музыкантом.