Самосострадание. О силе сочувствия и доброты к себе - [22]
Поскольку наша культура требует, чтобы мы чувствовали себя «особенными и выше среднего уровня», мы постоянно заняты эгоистическим социальным сравнением себя с другими. Если положительная самооценка для нас чрезвычайно важна[54], то, когда у окружающих что-то получается лучше, чем у нас, мы видим в этом угрозу для себя.
Лиз очень радовалась, когда получила первый годовой отзыв о своей работе на новом месте. Ее хвалили за трудолюбие и усердие, ей обещали поднять зарплату на 5% в следующем финансовом году. В чудесном настроении она позвонила своему бойфренду и сообщила ему новости. «Невероятно! — сказал он. — Я к твоему приходу открою шампанское». Однако на парковке Лиз случайно услышала, как ее коллега возбужденно рассказывала кому-то по телефону: «В отзыве говорится, что я самый перспективный новый сотрудник в этом году! И ты только послушай: они собираются дать мне десятипроцентную надбавку! Это вдвое больше, чем 5%, которые получат все остальные. Потрясающе, правда?» За какую-то долю секунды восторг Лиз сменился ощущением полного провала. Дома, вместо того чтобы отмечать удачу с бойфрендом, она плакалась ему в жилетку.
Одно из самых печальных последствий социального сравнения — отдаление от тех, чей успех делает нас недовольными собой[55]. Интересно, что, как показало одно исследование, отдаление это происходит не только в переносном, но и в прямом смысле. Участникам эксперимента сообщили, что для предстоящего состязания на кубок колледжа будут оцениваться их интерес и знания по разным предметам. Студенты полагали, что их тестируют парами, но на самом деле в каждой паре один из участников был членом исследовательской команды. Провели пробное испытание: студенты должны были без подготовки отвечать на вопросы о рок-музыке и футболе. Каждому из них сообщали одно из двух: либо что он обогнал своего напарника, либо что напарник его превзошел. После этого экспериментаторы оценивали, насколько велико было у студентов чувство близости к своему напарнику: их спрашивали, много ли у них, по их мнению, общего и хотят ли они в дальнейшем работать вместе с ним. Оценивалось даже, насколько близко студенты садились к своим напарникам, когда их переводили в другую комнату. У тех студентов, кому сказали, что напарник их превзошел, чувство близости с напарником оказалось слабее, и они садились от него дальше.
Печальный парадокс — мы жаждем успеха главным образом ради того, чтобы чувствовать: нас принимают и ценят; ради того, чтобы быть ближе к другим, ощущать свою принадлежность. Это заколдованный круг. Ведь само то, что мы соревнуемся с окружающими ради успеха, ставит нас в проигрышную ситуацию: ощущение связанности с другими, которого мы так жаждем, вечно остается недосягаемым.
Мы не только сравниваем себя с другими людьми. Мы сравниваем группы, к которым принадлежим, — американцы, русские, республиканцы, демократы, христиане, мусульмане и т. д. — с другими группами. Вот почему мы нашиваем эмблему своей группы на рукав (или наклеиваем на бампер автомобиля). Наше самоощущение испещрено метками социальной принадлежности, которые характеризуют нас, позволяют чувствовать, что мы в безопасности и нас принимают в границах четко очерченной группы. Групповая самоидентификация дает человеку ощущение принадлежности, но лишь умеренное. Идентифицируя себя с человеческими подмножествами, а не со всем человечеством, мы возводим границы, отделяющие нас от собратьев.
К несчастью, эти границы часто порождают предрассудки и ненависть. Ведь нам не только нравится чувствовать, будто мы превосходим других людей и находимся выше среднего уровня в том, что касается наших личных качеств, — нам нравится чувствовать, будто наши группы превосходят все другие. Согласно теории социальной идентичности Генри Тэджфела, когда мы идентифицируем себя с какой-то группой, наше чувство собственного достоинства тесно связано с принадлежностью к этой группе[56]. Поэтому мы глубоко заинтересованы в том, чтобы представить «нас» в лучшем свете, а «их» в худшем. Именно заинтересованность в позитивном имидже той или иной группы лежит в основе групповой дискриминации и расизма. Я хочу принизить твою группу (гендерную, этническую, расовую, политическую, национальную) потому, что тем самым я возвышу собственную группу и это придаст мне чувство гордости и законного превосходства. Когда куклуксклановец надевает белый колпак и мантию или потенциальный террорист приходит на митинг, его чувство собственного достоинства становится куда сильнее — и опаснее — любого наркотика.
Исследования Тэджфела показали, что групповые предрассудки возникают даже тогда, когда группы формируются по произвольному принципу[57]. Например, можно разделить людей на группы на основании того, кого из художников-абстракционистов они предпочитают, Клее или Кандинского, или даже на основании того, «орел» или «решка» выпали при подбрасывании монетки, и все равно люди будут больше симпатизировать членам своей группы, предоставлять им больше ресурсов и не доверять представителям другой группы.
