Самородок - [16]

За 40 с лишним лет, что Симонов расстался с Ковровом, город по существу полностью обновился. И все же то тут, то там Сергею Гавриловичу удавалось видеть места, связанные с его далекой юностью.

На бывшей Литейной улице, а ныне улице Рыжова, чудом уцелел дом под номером 11, в котором Симонов жил в течение пяти лет, когда перебрался сюда в 1919 году из Федотова. Он его узнал по четырем огромным кустам сирени, украшавшим палисадник. Когда он их сажал, они едва достигали пояса. Теперь же их кроны нависли над сильно покосившимся вправо домом с почерневшими от времени бревнами. Потом мы узнали, что старые строения по этой улице не ремонтируются потому, что по плану реконструкции города здесь в скором будущем поднимутся кварталы современных жилых домов.

Домик в Коврове на бывшей Литейной улице (ныне улица Рыжова), в котором С. Г. Симонов изготовил свои первые макеты стрелкового оружия

Мы постучали в дверь. Никто не отзывался. Мы уже решили, что в доме никого нет, как прибежала соседка и пояснила, что хозяйка — тетя Паша — плохо слышит. Она, видимо, прилегла отдохнуть, и потому нужно стучать в стену напротив ее кровати. Не обращая внимания на протесты Сергея Гавриловича, посчитавшего неудобным беспокоить старую женщину, соседка сама разбудила хозяйку.

И вот мы в крохотной небогатой, но чистенькой горнице, в которой Симонов не был более 55 лет. Теперешняя владелица домика — Прасковья Ивановна Гречкова почти совсем потеряла слух — пришлось с ней объясняться с помощью записок. Однако память ее отлично сохранила события более чем полувековой давности. Узнала она и Сергея Гавриловича, у которого приобрела домик. При этом с печальной улыбкой оба признали, что с тех пор они «чуть-чуть» изменились.

У Прасковьи Ивановны никого не осталось из родных. Конечно же нелегко жить в преклонном возрасте одной, но ее не забывают соседи. В течение дня по нескольку раз заглядывают, помогают прибраться в избе, приносят из магазина продукты. В этом домике цепкая память Сергея Гавриловича одно за другим выхватывает события тех далеких дней.

Работая у акционеров, чрезвычайно трудно было ежедневно поспевать из Федотова к заводскому гудку. А в зимние месяцы, когда на велосипеде по снегу не поедешь, и вовсе было невозможно. Поэтому пришлось купить в рассрочку этот дом и перевезти сюда семью.

Сергей Гаврилович с заметным волнением внимательно разглядывал заднюю часть дома, оборудованную им в те далекие годы своими руками под домашнюю мастерскую. Охватившее его возбуждение легко было понять — ведь с этим домом и пристройкой связаны его первые серьезные конструкторские разработки. Но об этом он обещал рассказать несколько поздней. А тогда, случайно узнав из разговора с Прасковьей Ивановной, что ей почему-то приходится самой ходить на почту за пенсией, он вдруг заторопился. Ему захотелось немедленно ей помочь. Вечерело, и нужно было успеть заглянуть до окончания рабочего дня в некоторые учреждения.

И вот мы в горсобесе. Сергей Гаврилович переходит из одного кабинета в другой, разговаривает с разными людьми, уговаривает, требует и успокаивается только тогда, когда сама заведующая заверила его, что Прасковье Ивановне пенсию будут приносить прямо домой. По дороге в гостиницу Симонов заметил: «Сегодняшним днем я очень доволен — удалось помочь хоть одному человеку...»

В гостинице мы попросили, чтобы нас поместили в одном номере. Сергею Гавриловичу не хотелось оставаться одному, он чувствовал потребность поделиться чувствами, охватившими его от встречи со своей юностью. И мне не терпелось послушать его.

Легли. Потушили свет. Но, несмотря на усталость, не спалось. Сергей Гаврилович восстанавливал в памяти один эпизод за другим. Его неспешный обстоятельный рассказ шел об очень важных событиях шестидесятилетней давности, когда автора этих строк и на свете еще не было. И все же впечатления дня, увиденное и услышанное, сливаясь воедино, высветили в воображении пафос и романтику той далекой поры. Словно я сам был если не участником, то, по крайней мере, свидетелем того, о чем рассказывал Сергей Гаврилович.

Уволенного датчанами Симонова охотно взяли на Ковровский механический завод: его высокая квалификация служила лучшей рекомендацией. Он и тут трудился добросовестно, хотя не получал духовного удовлетворения. Устаревшее оборудование, знакомая до тонкостей технология — все это воспринималось им как повторение пройденного, не приносило радости познания нового. Но даже тут его пытливый ум и врожденное стремление к совершенствованию, казалось бы, отработанного производства дали свои плоды. Несколько придуманных им простых приспособлений заметно облегчили труд слесарей, сделали его, как сказали бы теперь, более производительным.

Однажды после рабочего дня сразу за проходной его привлекла толпа горожан и солдат, стремившихся протолкнуться к приклеенному на заборе воззванию. Еще не понимая причину возбуждения людей, он из любопытства нырнул в толпу. Вот уж Сергей Гаврилович, привстав на носки, прочитал заголовок, от которого сердце тревожно забилось в груди: «Социалистическое Отечество в опасности!» Он протиснулся ближе и жадно дочитал до конца. Это был призыв партии большевиков и Советского правительства к народу.