Самоход. «Прощай, Родина!» - [33]

Танкисты и самоходчики валенок не носили. В танке педали в них не нажмешь, и в случае пожара выбраться проблематично. Зато ватные штаны пришлись впору – удобно и тепло. Правда, самоходчики и танкисты вечно ходили чумазые и в промасленной одежде. Как ни бережешься, но то капли моторного масла на рукав попадут, то при заправке солярой на штаны плеснут, то при чистке пушки пушечное сало на телогрейке следы оставит. После стрельбы пушку чистили всем расчетом. Ствол опускался, все хватались за банник – и раз-два! Немецкая техника была более требовательна к уходу, чем наша.

Как только ударили морозы, Виктор увидел, как стреляют «катюши», или БМ-13. К расположению роты выехали несколько грузовиков – трехосных ЗИС-6, накрытых брезентом. Свободные от дел самоходчики стали глазеть – что привезли? Но когда брезент убрали, все увидели направляющие, очень похожие на рельсы.

Заряжающий Вяткин сразу пошутил:

– Рельсы прокладывать будут, а по ним бронепоезд пустят – до самого Берлина.

Никто не поверил, но Виктор сразу понял, что перед ним реактивная артиллерия залпового огня. В то время она секретной была, и направляющие, как и снаряды, укрывали от чужих глаз. Каждая боевая машина заминирована была, и в случае окружения или угрозы захвата противником расчет должен был уничтожить установку. Оружие это эффективное, но только по площадям – скоплениям техники и пехоты.

До «катюш» было метров сто, и установку было видно отчетливо. Бойцы опустили опорные лапы, чтобы установку при стрельбе не раскачивало, и отбежали подальше.

Командир установки сидел в кабине. Что он там делал, никто не видел и не слышал, но с направляющей неожиданно сорвался снаряд. С шипением и грохотом он, оставляя дымный след, улетел в сторону немецкого тыла, видимо – пристрелочный был.

А через несколько минут, буквально – с секундным промежутком, каждая машина выпустила все снаряды. Впечатление было ошеломительное, почти шоковое. Огонь, дым, грохот, улетающие к горизонту огненные кометы… Самоходчики смотрели разинув рты.

Батарея «катюш» отстрелялась за несколько минут. Бойцы быстро убрали опорные лапы, и установки тут же уехали, выстроившись колонной. С момента их появления и до момента отъезда прошло не больше четверти часа.

– Ни фига себе!

Самоходчики шумно обсуждали увиденное.

А через несколько минут на место, откуда стреляли «катюши», обрушились снаряды. Немцы успели засечь установки и открыли огонь из гаубиц, но уже по пустому месту. Самоходчики попрятались в щели.

К слову, у немцев тоже был реактивный многоствольный миномет на колесном шасси, прозванный нашими пехотинцами «ишаком» за характерный звук при стрельбе. Но дальность его действия была мала, и ожидаемого эффекта он не дал.

Меж тем фронт придвинулся к Москве, и уже 19 ноября бои велись на подступах к столице. Из города эвакуировали жителей – стариков и детей, вывозили оборудование заводов. Многие здания минировали, готовя их к подрыву. Все делалось под покровом секретности. На улицах сооружали баррикады, а комендантский час был введен еще в сентябре.

Бойцы батареи красили самоходки в белый цвет. Краски не было, но зампотех роты где-то раздобыл известку. Из ветоши соорудили кисти, и все экипажи занялись покраской. На фоне выпавшего снега самоходки теперь не выделялись.

Но и немцы проделали то же самое.

Бои шли тяжелые, каждодневные. Наткнувшись на сильную оборону РККА на подступах к Москве, не осилив взять столицу в лоб, немцы предприняли обходной маневр, зайдя с юга и решив прорваться от Тулы. Вот тогда танкисты и самоходчики и столкнулись с применением подкалиберных снарядов – они пробивали даже броню КВ. Для изготовления твердых сердечников таких снарядов требовались присадки – марганца, ванадия, хрома. С захватом на Украине Никополя наши лишились производства таких сплавов. А к немцам шли поставки на судах-рудовозах из Норвегии и Швеции.

Немецкая техника плохо переносила русскую зиму. Была глубокая осень – даже не зима. Но осень 1941-го года выдалась холодной, рано ударили морозы, лег снег. Узкие гусеницы самоходок «артштурм» не держали тяжелую машину, вязли в снегу, и самоходка зарывалась в снег, толкая перед собой снежный вал. Т-34, хоть и тяжелее был, но имел более мощный двигатель и широкие гусеницы. Там, где он проходил, StuG III застревали.

На какое-то время фронт замер на месте – немцы выдыхались. Расчеты кое-как, ломами и кирками выдолбили капониры, довольно быстро, впрочем, занесенные снегом. Самоходки стояли как огневые артиллерийские точки на танкоопасных направлениях. Днем экипажи находились в машинах в полной боевой готовности. В самоходке зимой холодно, отопления в боевых машинах нет – хоть в КВ-1, хоть в Т-34, хоть в немецких. Вокруг толстое, промерзшее железо. Дотронешься голой рукой до брони – и пальцы примерзают. От дыхания экипажа влага на броне осаживалась изнутри корпуса и превращалась в иней, и к вечеру замерзали все ужасно. Вечером кормили горячим ужином, выдавали фронтовые сто грамм, но и они помогали слабо. Пока угреешься в землянке, где буржуйка горит, уже вставать пора. А дрова такая железная печурка жрала, как паровоз – немерено. Однако стоило ей погаснуть, как через четверть часа в землянке было холодно – все тепло через трубу вытягивало. Но позже приспособились. Брали кирпичи из разбитых домов и клали их в ведра с соляркой, которую брали у танкистов. Полежит такой кирпич в дизтопливе, пропитается за несколько часов – и вместо дров в печь. Горели такие кирпичи долго и тепла давали много.