Самое обыкновенное убийство - [7]

Мама принялась заваривать свежий кофе, но Эмброуз произнес:

— Давайте лучше выпьем. Что скажете, Бассет?

— Почему нет, я сейчас не на службе.

— Вот и ступайте вдвоем, — промолвила мама, но я заявил, что тоже не прочь попить «Севен-ап» или колы. Она не стала спорить, и я пошел с ними.

Мы отправились в одно заведение на Гранд-авеню. Бассет пояснил, что там тихо и можно поговорить, и мы действительно оказались чуть ли не единственными клиентами. Заняли кабинку, заказали два пива и кока-колу. Бассет пошел позвонить, а я сказал дяде, что коп мне понравился.

— Неглупый, — согласился дядя Эм. — Не совсем честный и не совсем прохвост.

— Откуда ты знаешь, что он не совсем честный? — Я не был наивным и знал, что копы бывают продажными, просто интересовался, как дядя это определил.

— Посмотрел на него и понял. Я на карнавале судьбу предсказывал — надувательство, конечно, но людей распознавать учишься.

— Ломброзо утверждает, что…

— Пошел он, твой Ломброзо! Дело не в лицах, это с закрытыми глазами чувствовать надо. Сам не знаю, как получается, но нашего рыжего копа можно купить на корню.

Он достал бумажник и под столом, чтобы посетители у стойки не видели, извлек оттуда купюру — сто баксов, как я успел разглядеть. Мне стало немного не по себе. Я не понимал, зачем вообще нужно подкупать Бассета, и боялся, что дядя ошибся в нем. Как бы неприятностей на свою голову не нажить.

— Слушайте, Бассет, — произнес Эмброуз, когда тот вернулся и сел за столик. — Я знаю, что дело дохлое, но Уолли был моим братом, и я хочу, чтобы его убийцу поджарили.

— Сделаем, что сможем, — заявил детектив.

— Знаю, что сделаете, но долго вам это расследовать не дадут, так? Я хочу вам помочь и знаю хороший способ. Пара баксов там и сям заставляют петь тех, кто просто так нипочем не споет — ну, вы меня понимаете.

— Что ж, иногда это действительно помогает.

Дядя протянул руку со спрятанной в ладони бумажкой:

— Тогда положите это в карман и примените для пользы дела. Без протокола.

Бассет взял банкноту, взглянул на нее под столом и спрятал в карман, молча и не меняясь в лице.

Они заказали еще по пиву, пока я допивал свою колу.

— Я рассказал парню чистую правду, — проговорил Бассет. — Больше мы ни черта не знаем. Два захода на Кларк-стрит, примерно на полчаса каждый раз, и последняя остановка на Гранд-авеню, где он прихватил бутылки с собой. Десять против одного, что последняя. Выяснить что-то только там можно, но пока нам не удалось.

— А остальное время? — спросил дядя.

— Пьющие бывают двух видов. Первые накачиваются в одном месте, вторые перемещаются. Уоллис Хантер был из бродячих. Вчера вечером он путешествовал четыре часа и в каждом из трех мест, где мы сумели его засечь, сидел примерно тридцать минут, как раз на два-три пива хватит. Если вывести среднее и прибавить сколько-то на ходьбу, заходил он в шесть или семь баров.

— Он только пиво пил?

— В основном. Один бармен не вспомнил, что он заказывал, а на Чикаго-авеню Уоллис Хантер к последнему пиву взял еще виски и четыре бутылки. Это в баре «У Кауфмана», хозяин сам за стойкой стоял. Говорит, Уоллис уже прилично набрался, но не так чтобы до потери сознания, на ногах стойко держался.

— А он кто, этот Кауфман?

— Да никто, в общем, мы, во всяком случае, о нем ничего не знаем. Я спрашивал сотрудников в участке на Чикаго-авеню, и они тоже утверждают, что он чист.

— Ты с ним говорил?

— Ну, душ ему принять не мешало бы, а так все в порядке. Опознал твоего брата по фотографии, когда я его малость тряхнул. Тактика известная: мы, мол, знаем, что он у вас был, и хотим только знать, когда он ушел. Сначала Кауфман заявил, что не видел такого, ну я ему и прокрутил что положено. Уже доказано, говорю, что он находился здесь, скажите, в какое время он отсюда ушел. Тут мой красавец достал очки и раскололся.

— До конца?

— Думаю, да. Завтра сам сможешь поглядеть на него, он будет выступать на дознании.

— Кстати, — сказал мне дядя, — на дознании мы с тобой незнакомы. Я сяду сзади и притворюсь посторонним — сообщить мне нечего.

Глаза Бассета на мгновение оживились, и он спросил:

— Сам хочешь попробовать?

— Возможно, — ответил дядя.

Я ничего не понял, как и с Мордатым, у которого прикрыли шарманку. Ну, это, положим, карнавальный жаргон, а тут слова знакомые, а все равно непонятно.

— Одну версию можно исключить сразу, — продолжил Бассет. — Страховки у него нет.

— Мама ни при чем, — запротестовал я. Бассет мне уже меньше нравился.

— Парень прав, — заметил дядя. — Мадж, она… не стала бы убивать Уолли.

— Кто их разберет, этих женщин. У меня были случаи…

— Говорю тебе, это не Мадж. Пырнуть дома кухонным ножом — одно дело, но бить по башке в переулке… Чем его, кстати, дубинкой?

— Чем-то потяжелее.

— То есть?

— Любым предметом без острых краев. Обрезком трубы, пустой бутылкой, да мало ли.

В газетах написали бы «тупой тяжелый предмет».

По полу короткими перебежками двигался черный таракан. Пробежит десять дюймов, остановится и бежит дальше. Один из посетителей у стойки вознамерился прикончить его. На первый раз таракану повезло смыться, а потом послышался смачный хруст.

— Пойду-ка я домой, — произнес Бассет. — Звонил жене, она приболела. Ничего серьезного, но нужно лекарство купить. Увидимся на дознании.