Самодива - [4]

Я старалась поспевать за всем этим, за каждой деталью, которая делала это новое место совершенно чуждым. Кивать в знак согласия и махать головой в отрицании – противоположное тому, к чему я привыкла. Ждать зеленого света, чтобы пересечь улицу и напоминать себе при белой вспышке, что важен не цвет, а картинка. И еда, всюду неограниченное количество еды. Легко было наложить чрезмерное количество на тарелку или взять что-то не то и чувствовать потом вину за расход продуктов. Не говоря уже об обманчивой еде, той, которая только выглядела знакомо: фета оказывался тофу, кориандр – петрушкой. Не важно, насколько странным был вкус, не могла же я просто так выплюнуть еду при всех, не так ли?

Но худшим из всего было утро. Какое-то время я просыпалась, уверенная, что слышала голос матери с кухни. Но потом вдруг будильник не принес больше ничего, кроме своего собственного звона, и меня словно озарило, я осознала расстояние от дома, и вместе с этим осознанием пришла паника.

Когда слово "Америка" впервые сорвалось с моих губ прошлым летом, родители предупредили меня, чтобы я даже не помышляла о ней – без объяснений или намека на то, что их голоса скрывали намного больше, нежели просто страх отправлять единственного ребенка из дома. Мы месяцами спорили. Но обучение за границей стало моей мечтой, и они сдались, как только я пригрозила не подавать заявления в колледж, если они заставят меня остаться в Болгарии.

Той осенью я сдавала экзамены, писала эссе, заполняла формы на финансовую помощь – все мои друзья делали это. Будучи счастливчиками, принятыми в самую элитную старшую школу в стране, мы провели годы, изучая английский, учась на английском, заочно окунаясь в английский с первого же мгновения, как ступили в класс. А вместе со всем этим пришла жажда реальности, жажда жизни на притягательном континенте по ту сторону океана, где не только язык, но и все, что мы видели по телевизору и читали в книгах, стало бы нашим – настоящим, осязаемым, естественным, словно дыхание.

И теперь я была здесь. Но ничто не ощущалось естественным, и даже передышка казалась роскошью. В течении недели после моего прибытия в Принстон, я была выжата – из–за нехватки сна, стресса и невероятной скорости событий. Да и когда я уже думала, что хуже стать не может, становилось хуже.

– Теодора Славин, да? Приятно познакомиться, очень приятно. Ты – наша новая звезда фортепиано, которая извергает талант, как пушка – ядра. Не завидую тем, кто стоит на твоем пути.

Пушки были странной темой для добродушного приветствия на музыкальном отделении, да и мужчина, поднявший ее (синий бархатный пиджак, непослушные волосы, обаяние небритого мальчишки, отказывающегося взрослеть даже в пятьдесят) не совсем подходил под мое понимание профессора. И тем не менее он знал о моем умении игры на фортепиано и явно видел мой файл, так что я поддержала его метафору.

– Принстон действительно похож на поле боя?

– Да, и не только Принстон. Но не волнуйся, ты узнаешь правила боя из нашего разговора. Моя работа – убедиться, что с каждым выстрелом ты будешь попадать в цель. Твоя работа, – он подмигнул, словно пытаясь смягчить удар, – противиться желанию делать противоположное моим словам.

Я все еще не могла понять, кем он был, но, к счастью, он протянул руку для рукопожатия.

– Натан Уайли, твой наставник по музыке. Нам называть тебя Теодорой или есть сокращение?

– Просто Теа. Приятно познакомиться. Правда, мне кажется, я записана к профессору Доннелли.

– Правильно. Сильвия – первый человек, к которому ты будешь обращаться по академическим вопросам; она может наставить тебя по учебе лучше кого-либо. Но касательно эстрадных выступлений, мы решили, что тебе понадобится скорее злодей, чем добрая крестная фея. Кстати, а вот и она.

Он помахал женщине, входящей в дверь. Если нимб коротких темных кудрей и красная помада могли вас обмануть на расстоянии, то все остальное в Сильвии Доннелли – ее спокойная походка, любознательный взгляд, неспешно сканирующий толпу, авторитетное излучение в воздухе, пока она ждала, чтобы кто-то из нас заговорил первый – ясно давало понять, что преподавала она дольше Уайли, возможно даже дольше любого другого преподавателя в комнате.

Он представил нас и повернулся к ней.

– Ты вовремя. Я как раз рассказывал Теа, что мы с тобой решили разделить опеку.

– Значит, то, что она не бежит сломя голову к выходу – хороший признак. Могу представить, что еще ты ей сказал. – Настороженность в ее глазах смягчилась, после пристального взгляда на меня. – Скажи мне, милая, как у тебя дела?

Мы начали разговор о перелете из Болгарии и моих первых впечатлениях о жизни в кампусе. Уайли отошел сделать звонок.

– Постарайся не бояться Нейта. У него странное чувство юмора, но достаточно приятное, когда привыкаешь к нему.

– Меня это не волнует.

– Хорошо. Это тот союзник, которого нельзя терять.

– Потому что он мой наставник?

– И поэтому тоже. Но он также декан факультета. А это значит, что он может поспособствовать тебе, поэтому, пока ты…

Остальное я не услышала, вернулся Уайли, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.