Сами по себе - [85]

Марининой маме было сорок два года, она была музыкальный редактор в нотном издательстве и бывшая, прошедшая через многочисленные литературно-художественно-музыкально-сценические попойки, алкоголичка. После длительного и успешного лечения она выглядела много старше своих лет. Лицо у нее было слегка циничное, замкнутое, и темные глаза смотрели выжидательно, без особого интереса.

— Не волнуйтесь, Ада Николаевна, — сказала Кореянка Хо.

— Ты язычник, — сурово сказала маринина мама, неодобрительно покосившись на Кореянку Хо. — Тебе все эти таинства все равно, что туристу Эрмитаж. Смотри и поражайся.

— А почему, — спросила мстительно Кореянка Хо, — у вас, у православных, в церкви никогда никого народу нет?

Маринина мама огляделась по сторонам. Две старушки, поддерживавшие одна другую выходили через яркий застекленный тамбур на паперть. Служка в черном халате выковыряла огарки свечей из дальнего кандила и тоже вышла боковой дверью в сад. Продавщица в ларьке поправляла расставленные по полкам новенькие иконы. Два приготовленных к отпеванию покойника лежали в боковом нефе на столе, как гонщики на старте, один подле другого в своих открытых целеустремленных гробах. Позади алтаря быстро прошел дьякон.

— Бывает, — сказала маринина мама, стараясь, чтобы голос звучал, по возможности, безразлично. — Рано еще. Будний день, кроме того.

Тема и Антон стояли несколько в стороне. У Темы с марининой мамой всегда были чрезвычайно сложные отношения. Она до последней секунды надеялась увидеть в церкви кого-то другого, Тема надеялся хотя бы когда-нибудь увидеть в глазах будущей тещи хотя бы тень снисходительности — на симпатию он уже давно не рассчитывал, с того момента, как Марина прочитала маме одно из его стихотворений. Ему еще предстояло знакомить ее со своими родителями, которые, воссоединившись на день по случаю венчания, как всегда опаздывали.

К ним подошел священник, величественный, как оперная прима на сцене Байрейта или Ковент-Гардена. Он уже выходил к ним раньше, когда они только приехали и был ужасно недоволен тем, что Антон, в последний момент выдернутый из-за компьютера, был в шортах и в футболке с надписью «666 West». Тема приехал как был, в своем новеньком французском костюме. Антону пришлось разбудить свою старую, еще с медицинских времен сохранившуюся знакомую, спавшую на соседней улице с каким-то писателем с татуировкой на спине и одолжить у нее малиновые безразмерные рейтузы и другую футболку с надписью «Бонго-Бонго».

— Регент ногу подвернул, — сказал он, — сейчас ногу ему перевяжут и можно начинать. Вы пока исповедоваться можете и причаститься.

— Мне не надо, — сразу сказала Марина.

— Мариночка, ты уверена? — настороженно спросила мама у нее из-за спины.

— Мама, — сказала Марина, поморщившись.

Она обернулась. Мать серьезно смотрела на нее. Марина подошла к ней поближе.

— Я знаю, — сказала она негромко, — вечные мучения и все такое прочее: червь неугасимый и зубовный скрежет. Но мне, правда, нечего ему сказать.

После интенсивного лечения маринина мать сделалась радикально религиозным человеком. Она всегда была верующей, сначала — богемной, потом — интеллектуальной, теперь — ортодоксальной. Еще задолго до того как Марина объявила ей о своем намерении выйти за Тему замуж, мать взяла с нее обещание непременно венчаться в церкви, по всем правилам. Теперь она с удовольствием вернула бы Марине данное ей слово.

— Ты необыкновенно легкомысленный человек, — грустно сказала Ада Николаевна, оглаживая атласные маринины рукава, — тебе Василия Великого надо бы почитать.

— Мам, — сказала Марина, ласково придерживая руки Ады Николаевны в своих, — правда: не волнуйся. Все будет в порядке.

Тем временем Тема вместе со священником отошел в сторону, и они принялись шептаться. Марина настороженно оглянулась на них. Мать впервые за все время посмотрела на Тему с интересом.

Тема что-то объяснял священнику. Священник переспрашивал. Тема показывал на пальцах. Священник удивленно наклонялся к нему. Тема доказывал и возражал. Священник слушал. Тема остановился. Священник что-то переспросил. Тема кивнул. Священник повернулся и ушел за алтарь.

Марина подошла к Теме.

— Что случилось?

Вдвоем они отошли в сторону, поближе к столу с гробами.

— Я ему все рассказал, — сказал Тема обескураженно. — А он ушел.

— В каком смысле все? — спросила Марина недовольно.

Тема помялся.

— Все, — сказал он. — Про кокаин рассказал и про ЛСД и про грибы, про то, как я мастурбировал, пока ты в больнице лежала. Про заказ рассказал. Сказал еще, что мне иногда кажется, что Бога нет. Сказал, что, — глупо, конечно, только не смейся, — что Нобелевскую премию хочу получить, неважно за что. Рассказал, что я тебя ударил и что мне понравилось — тогда, я имею в виду, тогда. Про кетамин рассказал. Сказал, что… неважно… рассказал, там, одну вещь, короче. Сказал, что мне из пистолета нравится стрелять и нравится, когда попадаешь, особенно если издалека. Про куннилингус рассказал и про то, что я сексуальную ориентацию хотел поменять.

— А это зачем? — удивилась Марина.

— В помыслах согрешил, — ответил Тема авторитетно.