Сами по себе - [19]

— В котлетную сходим, — ответила Марина.

Она лежала в кровати. Она проснулась час тому назад и ей совершенно не хотелось вставать.

— Надо им хоть раз там заплатить, в котлетной, — отреагировала Кореянка Хо из глубин подсознания, — как ты думаешь? А то я боюсь, они нас поймают. Ох!, — вздохнула она, видимо наткнувшись на непредвиденное сатори, — Последний раз они на нас очень нехорошо посмотрели.

— Не поймают.

Марина тасовала карты. На носу у нее был приклеен пластырь, из-под которого виднелась тонкая царапина. Синяк у нее под глазом уже почти прошел, остался только слабый, голубовато-желтый акварельный развод на скуле. Разбитая нижняя губа тоже почти приняла уже свои первоначальные совершенные очертания, если не считать небольшой розовой припухлости слева, которую с некоторого расстояния можно было принять за простуду.

Напротив Марины на кровати сидела ее квартирная хозяйка, Лиля, тридцатидвухлетняя крашеная блондинка в джинсовой куртке, расшитой разноцветными стекляшками. Лиля рассматривала свои новые накладные ногти — длинные, пять с половиной сантиметров, бледно-розовые, с перламутровым отливом, с золотистым узором на поверхности. После Марины она собиралась в сауну с подружками и беспокоилась, не отвалятся ли эти сверхъестественные фиберглассовые протезы от своих невыразительных органических прототипов в девяностоградусной жаре парилки или в гиперхлорированной воде бассейна. Время от времени, она без особого интереса поглядывала на экран телевизора, где шел прокатный американский видеофильм категории «Б», в котором две длинноногие полногрудые красотки и мужественный небритый блондин с непонятным прошлым неутомимо сражались с ордами грубых антиутопических мутантов, питавшихся, если верить авторам, исключительно сырой нефтью, разведенной на обогащенном уране.

— Ты лучше деньги за кассету возьми, — сказала Кореянка Хо.

— Попробую, — без энтузиазма сказала Марина.

Лиля вытащила из бумажника две купюры и добавила их в кучку, которая лежала на атласном одеяле в углублении, рядом с тарелкой недоеденного винограда. Марина сдала карты. Они играли в двадцать одно.

— У меня сейчас точно такой же период по жизни, — сказала Лиля, рассматривая свою сдачу, — ни денег нет ни копейки, ни каких-то перспектив конкретных — ничего. В Париж хотела съездить, посмотреть, как люди живут, так отменили в последний момент…

— Еще? — спросила Марина деловито.

Лиля поводила ногтем по картам, пошевелила губами, подсчитывая очки, и задумалась.

— Кризис, как моя мама говорила, — сказала она. — Дама это три?

— Три.

— Давай еще. Еще. Еще. О. Подожди. Стоп. Перебор.

Лиля бросила карты и снова достала деньги.

— Я тебе и так столько времени не напоминала, — сказала она, добавляя деньги в кучку. — Я же понимаю все…

Марина снова сдала. Лиля заглянула в карты.

— Ну влюбилась ты в идиота, — продолжила она снисходительно, — с кем не бывает. Еще. Я тоже как-то раз с одним целых два месяца проваландалась. Врач был по профессии, ухогорлонос… На дому чеканкой занимался. Еще. Еще. Хватит, себе. Так его эту чеканку хоть сотрудники иногда покупали, в поликлинике.

— Очко, — сказала Марина.

Лиля проверила. Она со вздохом бросила карты и снова достала деньги.

— Не везет мне сегодня, — сказала она, — но ты меня тоже пойми, Маринка, ты ведь мне уже три месяца за квартиру-то не платишь… Я ведь это не потому что там что-то там такое, просто мне ведь тоже деньги нужны, сама подумай.

— Он не идиот, — сказала Марина.

— А кто он тогда? — рассеянно спросила Лиля, заводя глаза к потолку. — На, на, на… — пропела она, повеселев. — Себе. Кто он, скажи на милость?

— Он? — Марина задумалась, снимая карты с колоды.

— Другое дело, — не дожидаясь ответа, рассуждала Лиля, — зачем было ребенка от него заводить? Это же серьезнейшее дело.

Марина посмотрела на переливающийся атласный холм, там, где под одеялом вздувался ее девятимесячный живот. Она собиралась на следующей неделе родить. При всем желании она не смогла бы объяснить Лиле, зачем было заводить от Темы ребенка. Мало того, она самой себе не смогла бы этого объяснить. Вошел он к ней, и зачала она, и понесла, и должна была на девятый месяц родить. И собирались они назвать ребенка библейским именем Иосиф в честь великого русского поэта Иосифа Бродского. И собирались они еще неделю тому назад жить долго и счастливо и умереть одновременно в один день, вместе с Кореянкой Хо и Антоном где-нибудь в середине четвертого тысячелетия.

Марина сдала себе карты.

— Вот ты мне честно скажи, — сказала Лиля — он тебе хоть раз в жизни деньги давал?

Марина заулыбалась.

— Было дело, — она вытащила последнюю карту, — мы только познакомились. На дискотеке. Облава была. Он меня попросил тогда двести долларов спрятать в трусы и пакет с кокаином. Там граммов двадцать было, если не больше.

— В-общем, я не знаю… — сказала Лиля, пропуская маринин рассказ и торжествующе разворачивая карты одну за другой. — Очко. Я еще подожду, конечно. Недели две, не больше. А потом ищи себе богатого покровителя.

Она непринужденно бросила карты на кровать.

— У меня тоже, — сказала Марина. — Я в душ пошла.