Самая высокая лестница - [47]

Заиграла музыка. Засветило солнце. На деревьях появились листья. Парк заполнился народом. И весёлая, нарядная, цветастая карусель с осликами и зебрами, лошадками и верблюдами, слонами и львами закружилась…

Но это только показалось Инге.

На какое-то время Инга забылась, успокоилась. Счастливый дар детей: забывать на время о своём горе.

— Инга, где мамин белый халат?

Отец стоял перед раскрытым шкафом. Каждый раз он отыскивал глазами знакомый халат. Он привык к его родной белизне. На этот раз отец не увидел халата. Думал, что завесили другими вещами. Поискал. В шкафу халата не было.

— Я его… унесла, — сказала Инга.

— Куда ты его унесла?

— В школу… — Инга почувствовала, что краснеет. — В драмкружок. А разве нельзя?

— Он твой, Инга, — сдержанно ответил отец. — Ты можешь им распоряжаться.

— Я и… распоряжаюсь, — ответила Инга и быстро вышла из комнаты.

Отец остался перед раскрытым шкафом.

А через час раздался звонок. Пришёл Арунас. Отец был немало удивлён, увидев незнакомого мужчину с редкой бородкой. Ещё больше удивился, когда незнакомец спросил Ингу.

— Я её отец, — сказал папа, придирчиво разглядывая гостя. — Вы, вероятно, из школы? Проходите, пожалуйста.

— Благодарю. — Арунас стряхнул с шапки снег. — Инга дома?

— Что-нибудь случилось?..

— Нет, — сказал режиссёр, — всё в порядке. Где она?

Тут Арунас заметил, как в глубине коридора мелькнула и исчезла фигурка девочки.

— Инга! — позвал отец. — Инга!

Никто не отозвался.

— Странно. Только что была дома.

А Инга в это время сидела в тёмной ванной и чувствовала, как пылают её лицо и уши. Пришёл Арунас. Что теперь будет? Она так старательно скрывала от отца, что снимается в картине. Теперь он узнает всё. И перестанет ей доверять. Потому что она лгунья. Но главное, он узнает о Гедре!..

Отец провёл Арунаса в комнату. Предложил ему сесть. Сам же растерянно стоял перед нежданным гостем.

— Ума не приложу, куда она делась… Когда в доме нет матери, все идёт кувырком… Как Ингины успехи? Я, признаться, давно не заглядывал в её дневник.

— С дневником всё в порядке, — на всякий случай солгал Арунас. — У вас можно курить?

— Да, конечно. Вот пепельница. Спички… Я слышал, она играет в драмкружке?

Этот драмкружок очень помог Арунасу. Он оживился.

— Да… играет. У неё прекрасные данные.

— Видите, — виновато сказал отец, — а я и не знал…

Арунас покачал головой:

— Нам надо было давно познакомиться. Это из-за меня. Я увлёкся дарованием Инги и забыл… мне просто в голову не пришло. Она такая самостоятельная. Очень любопытная натура.

— Куда же она девалась? — снова забеспокоился отец. — Может быть, вы выпьете пива? Покрепче у меня ничего нет.

— Покрепче и не надо, — вздохнул Арунас, который терпеть не мог пива, а вина не пил вообще.

— Я сейчас принесу. — С этими словами отец ушёл на кухню.

И тут перед гостем возникла Инга:

— Не говорите ему про Гедру! Не говорите…

Арунас испытующе посмотрел на девочку и сухо сказал.

— Посмотрим!

— Я больше не буду сниматься!

Арунас всей пятернёй впился в бороду.

— Я не хочу, чтобы Гедра умирала… Вы пришли жаловаться отцу?

— В отличие от тебя, я — надёжный товарищ, — сказал Арунас.

— Я не хочу, чтобы она умирала! — крикнула Инга и осеклась: вспомнила, что дома отец.

— Она будет жить. — Режиссёр, наконец, оставил в покое бороду. — Только не думай, что это так просто. Придётся крепко побороться.

— За её жизнь? — Инга широко раскрыла глаза. Она уже не думала о том, что сейчас в комнату войдёт отец.

— За её жизнь! — сказал Арунас. И уже сам себе под нос пробурчал: — Все думают, что кино — это только удовольствие. Рвутся в Институт кинематографии. За трёшку идут в массовку… Никто не задумывается над тем, что такое кино по большому жизненному счёту!

Инга не понимала его слов. Но сейчас он больше говорил для себя, чем для девочки.

Вошёл отец с пивными бутылками.

— Нашлась? Где ты была?

— Я мыла голову.

— Почему же у тебя волосы… сухие?

— Высохли, — сказала Инга и пожала плечами.

— К тебе пришли… из школы.

— Мы уже поговорили, — сказал Арунас. — Завтра жду тебя, Инга.

— Я приду, — отозвалась девочка.

Арунас взял со стола бутылку, налил себе полный стакан и залпом осушил его. Впервые в жизни ему понравилось пиво.

9

Поезд приходил рано. В эту пору зимой утро не отличимо от ночи, а когда человек поглощён одними и теми же мыслями, то утро может показаться продолжением вечера. Перрон был пустынен. Встречающих было мало. Встречающих почему-то всегда меньше, чем провожающих, словно люди больше любят провожать…

Арунас быстро ходил по перрону. Ему было зябко в коротком пальто, которое он, как солдат шинель, носил во все времена года. Нос покраснел, редкая бородка покрылась инеем и не грела подбородок. Единственная польза, которую от неё можно было ожидать. Окоченевшими, непослушными пальцами Арунас достал сигарету. Закурил.

Он, конечно, мог бы дождаться поезда в здании вокзала, где наверняка было теплее, но режиссёра мучило нетерпение. Словно поезд придёт скорее, если ждать его на перроне.

Арунас нервничал. Столкнувшись с неожиданными переживаниями Инги, он зашёл в тупик. Он знавал режиссёров, которые «в интересах искусства» убивали на съёмках лошадей и травили борзыми ручного волка. Он был знаком с лозунгом: «Всё для искусства!» Этот лозунг напоминал ему страшные слова военных лет: война всё спишет! Было в этих двух премудростях что-то общее, отталкивающее, противное человеческому сердцу. Никакой хороший фильм не спишет страдания девочки.