Самая страшная книга 2022 - [202]
– Мертвяк!.. – завопил Гриня и бросился бежать. Следом, не выдержав, сиганули остальные.
Никто не обернулся. Не предотвратил преступления.
Минута – и банка перекочевала в Емелин рюкзак, к марле от комаров. Усмехнувшись, Емеля закинул в кусты жестянку, столь славно изменившую его голос, и побежал.
Хотелось петь во все горло. Найти Манчиху и похвастаться ей! Ведь он сумел, отомстил! Теперь в его рюкзаке плескалось нечто странное, иное…
Кстати, что именно?
Убежав достаточно далеко, Емеля остановился и достал банку. Только сейчас он смог разглядеть плавающую там тварь.
А тварь была примечательной.
Она и правда напоминала щуренка: гибкое тельце, вытянутое рыло… Однако при этом ее покрывал мох, кое-где блестящий бронзой мелких острых чешуек. Но явно острее их были зубы: тонкие иголочки, они неравномерно торчали из пасти, а на голове росли колючие выпуклости, похожие на корону. Глаза же…
Емеля вздрогнул. Взгляд твари показался на удивление умным. Вопрошающим: «Ну? Что ты будешь со мной делать?»
Емеля давно мечтал о щуке, способной исполнять желания. Но в глубине души знал: такой не бывает. Однако сейчас, глядя в рубиновые огоньки, он не знал, что и думать. Не ведал, что делать дальше.
Поспрашивать местных, как хотел Кир? Нет, его в два счета спалят.
Оставить и взять в Самару? А там – библиотеки, школа…
«А кормить чем будешь? Пока не узнаешь, кто это?»
Емеля насупился.
«А еще – можно просто отпустить».
Тварь, будто услышав его мысли, сделала кружок в воде.
Отпустить.
Да. Пожалуй, это лучший вариант, кивнув, решил Емеля.
Вскоре он спустился к воде.
– Плыви, рыбка, – шепнул Емеля, открыв крышку.
Банка наклонилась, выплескивая воду вместе с тварью. Мелькнуло темное-зеленое, быстрое – и все. Нет его.
Постояв в воде, Емеля пошел домой. Он был уверен, что больше никогда не увидит эту тварь.
Он ошибался.
Следующий день утонул в переговорах. Королевич был, как всегда, бодр, весел, и даже болячка на его припухшей губе смотрелась элегантно. Емельянов же изо всех сил старался сосредоточиться на работе, но получалось плохо. Потенциальный партнер – тот, с кем они хотели строить завод, – косился на угрюмого инженера и предпочитал общаться с продажником.
Мысли путались, галстук давил, а желудок терзали спазмы. Казалось, внутри хозяйничают опарыши – в сто раз больше, чем он когда-то съел.
– Без сомнений, этот кирпич…
«Кир».
Емельянов отпил минералки.
– Руководитель, Мария Петровна…
«Мария».
Еще глоток.
– Понимаете, местечко рыбное. Если прищучить конкурентов…
«Прищучить».
Емельянов поперхнулся и закашлялся.
– Саша, ты в порядке? – участливо спросил Королевич. В пальцах он вертел «счастливую» ручку – ту самую, которую когда-то продал на самом первом собеседовании и теперь везде таскал с собой, периодически меняя стержни.
«Скотина», – выругался Емельянов в мыслях и махнул рукой. Мол, ерунда, продолжайте. Но солнце, выйдя из-за туч, вдруг блеснуло на бронзовой запонке партнера, и его перекосило.
– Вам нехорошо?
«Нехороший...» – прошипела в голове Щука.
Емельянов побелел. Рожа партнера внезапно смялась, как тесто. Вытянулась длинным, крокодильим рылом в чешуе. Волосы покрыл мох, а зубы, истончившись, полезли наружу, в кровь разрывая губы.
«Нехороший сын...»
– Александр?
– Это приступ…
– Скорую!
– Н-не надо, – прохрипел Емельянов и, шатаясь, поднялся со стула.
Небо опять скрыли тучи, и глюк исчез. Осталось одно желание: бежать.
– Подождите…
– Нельзя же…
– Да куда…
Его хватали чьи-то руки, тянули назад. Словно водоросли, в которых когда-то запутался двенадцатилетний пацан.
Но Емельянов вырвался и побежал на улицу. Место, где он когда-то срезал чешую, снова кровоточило, марая рубашку. Надо было остановиться, перевязать, но за ним несся Кир и его армия, шлепались на асфальт мушиные младенцы-опарыши. Девочка, что играла в классики, повернула вслед щучью головку, золотом клада блеснули глаза, а впереди, пылая алым, мелькнула девушка, которая…
– Манчиха!..
Он кричал – или думал, что кричал. Бежал, пытаясь поймать ускользающий любимый образ. Но, когда до цели осталось всего ничего, – девушка обернулась, на ходу превращаясь в Машу; лицо ее разошлось кровавой трещиной, и она заорала, как орали, вопили в туманном коряжнике парни, и вот уже не плоть, не кровь, а череп, кости, щучьи зубы из пустых глазниц – они в ней и в нем, они пробивают путь, пока поверх крови лезет новая чешуя, облекая его в панцирь…
Емельянов очнулся на склоне, у дерева. Мокрый, обессиленный – и без всякой крови на рубашке.
Не надо было долго думать, чтобы узнать Струковский сад. А там, через дорогу, ждала новая Набережная. Волга-матушка и бабушка, на чьей могиле он был только раз.
Кулаки сжались. Емельянов поднялся и пошел к дороге. Хватит. Добегался.
Он ждал новых галлюцинаций, чего угодно. Даже Щуку, что дельфином выпрыгнет из воды. Но этого не было. Зато была Наба – знакомая и незнакомая: без уймы закусочных и густого мясного духа, с аккуратными газонами и велодорожками. Емельянов оперся о чугунный бортик и ощутил влагу в глазах.
«Как же тут хорошо…»
Когда-то он возненавидел рыбалку. Дал себе слово, что больше никогда не притронется к снастям. Даже рыбу перестал есть. Но здесь, сейчас, Волга была спокойной, умиротворяющей. И где-то на ней, скрытый от всех на волшебном островке, лежал клад.
