Самая страшная книга 2018 - [163]

Черника мелкая, кислая еще. Сыроежки на холме, но собирать пока не надо – покрошатся…

Ксюша залезла на вышку – покурить, подышать огромностью мира. Когда она спустилась, между валунов ее ждал лось. Фыркнул, покосился. Пошел рядом с нею, чуть позади, склонив голову, будто дух земли шагал за плечом.

Ксюша дошла до поляны перед домом и остановилась – все, что она видела, показалось вдруг чересчур ярким, застывшим и очень красивым, как картинки в хорошо прорисованном аниме.

– Все было неестественно тихо, – прошептала Ксюша, – как в кино, когда ждет западня.

Птицы молчали, тюлени молчали, даже ветер улегся, затаился в траве, спрятался в камнях.

Ксюша глубоко вздохнула, и мыльный пузырь спокойствия и умиротворения взорвался. Держать его оказалось слишком тяжело. И в нем нельзя было спрятаться от Андрея – как раненому нельзя притвориться, что в животе не сидит пуля, разъедая плоть. Мысли бросились обратно в голову, образы разлетались горячими гранатными осколками.

Улыбка Андрея, его мертвые белесые глаза, аккуратный сверток со скальпелями, привязанная к металлической сетке кровати девушка. Светлые волосы – это, кажется, она сама, Ксюша, лежит и смотрит, как кровь капает на полиэтилен под кроватью. Мясо дымится на сковороде. Веревка в рюкзаке – очень аккуратно свернутая, он все делает так аккуратно. Стакан колы. Андрей зашвыривает в море ее телефон, пока она стоит на кухне и чистит картошку. Картошку на завтра.

– Он заставил меня начистить картошки «на завтра»!

Ярость и ненависть переполнили Ксюшу, она подняла голову к солнцу и дико, отчаянно закричала. И весь остров вздрогнул, испуганный ее криком, – и с треском разлетелись деревянные створки дверей в ледник под домом, упали в траву, будто выбитые взрывом.

Потом на тропинке послышались шаги. Тяжелые, шаркающие. Ксюша стояла в ярком дневном свете, неподалеку плескалось море, где-то вдалеке гудела моторка. Мир был обычным, нормальным – но вот Андрей вышел из-за поворота тропинки.

Мертвец шел к ней – среди деревьев и камней, под голубым небом, и поднявшийся ветерок шевелил его неопрятные теперь, слипшиеся кудри. Щеки покойника ввалились, губы висели серыми тряпками, нос скособочился налево. Глаза были белые, страшные, ничего не могли видеть, но смотрели прямо на Ксюшу.

– Я иду, – сказал он густым, слежавшимся голосом – негромко, но слова просачивались в уши, липкие, холодные. – Раз позвала…

Ксюша думала, что сможет это выдержать, как-то его остановить. Она вытянула руки.

– Ляг в траву, – крикнула она. Потом сделала джедайский жест: – Снова стань мертвым, навсегда!

Но было ей слишком жутко, реальность выворачивалась наизнанку, трупный газ наполнял воздух вместо кислорода. Андрей шел к ней. Она коротко, задушенно пискнула, зачем-то размашисто перекрестилась и начала пятиться к лесу.

Мертвец осклабился.

– Буду тебя медленно жрать, – сказал он, безошибочно поворачивая вслед за ней. – Ты ж у меня такая… Как все вы, мясные – сисястые. Хоть так сгодишься. А то ходите, жрете-срете, причитаете, что толстые, что никто не любит, что лучше сдохнуть… Пфф-ф-ф-ф!

От презрительного фырчания разложившаяся плоть его губ приподнялась, раздулась серым пузырем. Распухшие пальцы шарили в воздухе. Ксюша поскользнулась, не удержалась, упала, больно ушибив копчик, закричала, когда мертвец бросился к ней, обрушился на нее гнилой смрадной тяжестью, щелкнул у ее лица длинными желтоватыми зубами.

– Сожру тебя – и, может, свою жизнь обратно заберу, – прохрипел он. – Сырое-соленое-живое…

И с хрустом вцепился ей в шею, порвал кожу, вырвал лоскут с мясом, замотал головой, как собака, пережевывая. Ксюша орала так, что сама себя не слышала, только мир дрожал. И вдруг в Андрея что-то тяжелое ударило, сорвало с нее, отбросило.

Она села, дрожа и зажимая шею. Между пальцами сочилось горячее. Андрей уже поднимался с травы в паре метров от нее – а у самого дома, наклонив голову, стоял лось. Он выгнул спину, подпрыгнул и снова понесся на Андрея, толкнул его, отбросил спиной в дерево. Развернулся – и тут ноги его подломились, от колен вниз остались лишь кровавые обрубки, череп оскалился белизной. Андрей расхохотался.

– И тебя, зверюга, тоже сожрали… и высрали. Все вы – мясо…

Лось страшно закричал, развалился на кости, исчез в траве.

Тут из лесу шагнул светлоглазый, красивый, в серой гимнастерке – одну руку он держал на весу, оперев на нее пистолет.

– Виттусаатана! – сказал он сквозь зубы. – Пайну хиетеен…

И выстрелил – раз, другой, третий. Пули били в Андрея, как маленькие воздушные шарики, не причиняя ему никакого видимого вреда.

– Пиу-пиу, – передразнил Андрей его выправку и решимость. – Эй, чухня! Тебя тут тоже сто лет в обед как нету. Забыли. Мир двинулся дальше. И ты вали себе. Бум!

Он ударил кулаком о кулак, и парень взорвался кровавыми лоскутами, на траву плеснуло густой какой-то темной жидкостью.

Ксюша сидела, держась за шею, попыталась опять подняться и не смогла. Андрей был все ближе, а ей делалось все хуже, наваливалась слабость, усталость от боли, апатия. Казалось – пусть уж, все равно это все не по-настоящему, потому что так не бывает. Проснуться бы.