Самая лучшая свадьба - [36]

– Ты мог бы предупредить меня, что мы едем в дом Серафины и что она будет хозяйкой приема.

– Не хочу обсуждать с тобой Серафину, – отчеканил Чезаре.

– А я спросила не об этом, – поправила Лиззи. – А почему, кстати, ты не будешь обсуждать ее со мной?

Взгляд карих глаз пронзил ее.

– Не твое дело. Тебя это не касается.

Лиззи попятилась и облокотилась на дверь. Ей казалось, она идет по проволоке в полной темноте и боится упасть.

– Она говорила со мной в течение десяти минут на террасе и дала понять, что это имеет ко мне прямое отношение.

Неожиданно напряженные скулы вспыхнули красными пятнами.

– Ты… обсуждала меня… с ней? – с трудом выговорил он.

Лиззи показалось интересным, что Чезаре не был польщен тем, что стал предметом обсуждения, как предположила Серафина, а пришел в бешенство.

– Представь себе, – пожала плечами Лиззи. – Мне просто хотелось знать, почему ты не сказал, что она будет принимать нас.

Чезаре нахмурился, потому что он собирался предупредить Лиззи, но передумал, вспомнив, что их брак не совсем обычный. С какой стати он должен делиться с ней чем-то очень личным. Чезаре заметил, как побледнела Лиззи: вероятно, на то были причины. Чезаре не хотел посвящать ее в то, что случилось чуть раньше вечером, не потому, что боялся возбудить подозрения, а потому, что щекотливая ситуация могла испортить их прекрасный медовый месяц.

– Серафина давно живет здесь. У нас много общих друзей, и у меня нет причин избегать ее. Что особенного в том, что мы изредка видимся? – неохотно объяснил Чезаре, надеясь закрыть тему.

– Не верю тебе, – горестно прошептала Лиззи. – Если бы между вами ничего не было, ты предупредил бы меня.

– Ты так хорошо изучила меня?

– Думала, что да, – еще больше побледнела Лиззи.

Чезаре приподнял ее за талию и отодвинул, освобождая себе путь.

– Если ты уйдешь, я не полечу завтра на Лайонз! – прибегла к последней, самой страшной угрозе Лиззи.

– С чего ты взяла, что можешь угрожать мне? – выдохнул Чезаре, застыв на пороге распахнутой двери, откуда на разгоряченную кожу Лиззи веяло холодом.

– Я только хотела, чтобы ты объяснил…

– Мне нечего объяснять, – оборвал ее Чезаре. – Надеюсь, ты найдешь время поведать мне, о чем говорила Серафина.

– Признания – двусторонний процесс. Мы жили как супружеская пара.

– Потому что мы женаты.

– Ты знаешь, о чем я… – запнулась Лиззи, боясь углубляться в тему, но слишком взволнованная, чтобы молчать. – Ты относился ко мне так, будто я настоящая жена.

В этом была правда, которую Чезаре надеялся избежать: он сам не знал, как это случилось, не мог объяснить, не знал, как воспринимать самому. Почему женщинам свойственно обнажать скрытые механизмы поступков и препарировать их в самый неподходящий момент? Как он ухитрился попасть в такую глупую ситуацию? Все так хорошо начиналось, ведь игра шла по его правилам. Казалось, он предусмотрел каждую мелочь, просчитал ходы, исходя из богатого опыта общения с женщинами. Но ловушка тем не менее захлопнулась…

– Мне надо знать, что сказала тебе Серафина.

– Она хочет вернуть тебя, ты женился только назло ей, я слишком необразованна, чтобы удержать тебя… Да, и еще… – Лиззи выдавила жалкое подобие улыбки. – Это дом вашей мечты, посетившей вас дождливой ночью, когда вы занимались любовью в амбаре…

Глаза Чезаре яростно сверкали. Он стукнул кулаком по косяку двери, подтверждая намерение вырваться отсюда.

– Святая Мадонна! Зачем она втянула тебя в эту историю.

Лиззи поняла, что имеет место некая история, о которой она не знает, и ее сердце с хрустом раскололось пополам.

– Не стоило, – прошептала она.

Чезаре взял себя в руки. Он должен был что-то сказать, хотя внутренний голос настойчиво приказывал молчать.

– У нас фиктивный брак. Мы по большому счету не пара, и оба это знаем…

Он замолчал, надеясь, что Лиззи скажет что-нибудь, но она словно лишилась дара речи. Ей казалось, что кровь медленно вытекает из ее вен, лужей скапливаясь на полу. У нее закружилась голова.

– Я иду спать, – пробормотала она, зная, что всю ночь не сомкнет глаз, но для нее было важно сохранить достоинство.

– Признаю, что это моя вина, – решился продолжать Чезаре. – Не нужно было примешивать такой непредсказуемый фактор, как секс, в нашу договоренность.

– Но ты делал это… всего несколько часов назад, – напомнила Лиззи дрогнувшим голосом.

Чезаре испытывал несвойственное замешательство. Ему вдруг показалось, что у наблюдавшего за ним из дверей Арчи выросла вторая голова – явный признак разыгравшегося воображения. Единственное объяснение, которое приходило в голову, – это глубочайшее эмоциональное потрясение, заставлявшее совершать спонтанные, неразумные поступки. А значит, возникла критическая необходимость исправить ошибку, прежде чем она обернулась более драматическими последствиями.

– То есть мы возвращаемся к прежнему… деловому соглашению? – запинаясь, уточнила Лиззи.

– Согласись, что это наилучший вариант.

Не узнавая его холодный, равнодушный голос, Лиззи рискнула поднять глаза. Невообразимо прекрасный, Чезаре стоял в дверях в распахнутой рубашке, обнажавшей смуглый торс. Потертые джинсы облегали длинные мускулистые ноги и узкие бедра. Лиззи собрала всю свою выдержку, всю гордость, чтобы не дрогнуть в момент, когда Чезаре отвергал ее самым жестоким и оскорбительным образом. Вероятно, даже к лучшему, что он внес ясность в их отношения так прямо и грубо.