Самая крупная победа - [45]
Когда мы поужинали и я, доделав уроки, лег спать, то долго-долго не мог заснуть: все время видел перед собой наступающего на меня мускулистого дядю и отбивал его огромные кулачищи.
19
На улице было холодно и еще горели фонари. Ночью нападало много снегу, и весь двор как бы приподнялся, отчего флигель стал казаться еще меньше. Тропинка, которая вела к воротам, была вся засыпана, и за угол дома вели лишь глубокие черные ямы — следы.
Старательно перепрыгивая из одного следа в другой и все равно чувствуя, что в ботинки набивается снег, я выбрался за ворота и огляделся: мостовая была уже чистая и вся разноцветно искрилась под светом фонарей, а тротуары расчищали дворники, дружно грохоча на всю улицу своими огромными фанерными совками, и воздвигали вдоль тротуаров снежные валы.
Я взял портфель поудобнее и, глядя себе под ноги, решительно пошел, постепенно ускоряя шаг.
Дворничиха Егоровна крикнула, думая, что я боюсь Митьки:
— Да ты не беги! Этот бандит еще спит небось!
Я ничего не ответил, потому что тогда пришлось бы останавливаться и сбивать дыхание, а этого, Вадим Вадимыч предупреждал, делать не рекомендуется.
Когда я подходил к школе, то с удивлением почувствовал, что весь разогрелся: щеки горели, по телу разливалась какая-то необыкновенная легкость и бодрость.
Жора, часто дыша — за мной гнался! — спросил:
— Чего ты так?
— Как? — делая вид, будто не понимаю, переспросил я.
Конечно, хотелось рассказать, что скоро буду выступать в настоящих состязаниях, что поэтому так и шел. Но не решился: скажешь, а потом вдруг…
— Ну-у, вот так: весь согнулся и то бежишь, то шагом идешь, — пояснил Жора.
— А, просто так, — ответил я и быстро отошел от него, будто вдруг что-то очень важное вспомнил.
Весь день я чувствовал себя великолепно. Хотелось прыгать, возиться, дурачиться. И поэтому, когда в классе стали сговариваться идти вечером на каток, я, узнав, что пойдет и Лиля, тоже захотел. Ребята уже несколько раз ходили, да так получалось, что мне как раз нужно было ехать во дворец. Но сегодня суббота, и я свободен. На последнем уроке сидел и только и думал, как буду кататься с Лилей.
Когда шел домой, на площади встретил Севу. Он тоже менял темп: то, согнувшись, трусил рысцой, то вдруг резко затормаживал и еле плелся.
— Зачем же так? Надо постепенно!
— Ничего, и так хорошо. Знаешь, сколько у меня уже дыхания прибавилось? Вот только мне не нравится, что когда медленно, то все время думаю, что в школу опоздаю. — И он двинулся дальше.
Я ухмыльнулся, покачал головой: «Ох, Севка! Вот какой чудак этот Севка!»
Возле нашего дома стоял самосвал. И Егоровна, натуживаясь, бросала в кузов деревянной лопатой снег.
Я обрадовался: мне же очень полезно поработать.
Подскочил к дворничихе:
— Дайте! Ну дайте, пожалуйста, я! — и, кинув на край тротуара портфель, выхватил у нее лопату.
— Ну валяй, валяй, — утирая фартуком свое багровое, в мелких бисеринках пота лицо, ответила дворничиха. — Да где же ты раньше-то был? Я вон уже какую пропасть перешвыряла!
Я нетерпеливо вонзил лопату в снег, но сразу же понял, что захватил слишком много и не подниму.
— Ох, сколько! Так и лопата может переломиться! — схитрил я.
— Не переломится, не переломится! — не разгадав моей уловки, успокоила дворничиха. — Не бойсь, поддевай, поддевай поболе!
Из ворот показался Митька. Я опустил лопату.
— Ну, чего тебе? — сердито обернулась к нему дворничиха.
— Да ничего! — нахально ответил он и зло посмотрел на меня.
Он все не мог простить того унижения, которое ему пришлось испытать тогда во дворе. Прошел, делая вид, что не замечает лежащего на краю тротуара портфеля. Но, поравнявшись с ним, неожиданно размахнулся, изо всех сил ударил по нему ногой и, гогоча, бросился прочь.
Я стиснул ручку лопаты: дать ему наконец взбучку или в последний раз стерпеть?
С презрением посмотрел на обернувшегося врага.
Ведь одного-единственного удара из тех, которыми теперь владел твердо, хватило бы! Но удержал себя, убеждая, что не стоит позориться из-за такого дурака. Вот если бы он вернулся и полез — тогда бы… А то еще дойдет до Вадима Вадимыча, он рассердится, скажет, чтобы я вышел из строя. Да и вообще стыдно на улице драться, как хулиган какой-нибудь или пьяный.
— Ну и правильно, что стерпел, нечего с такими балбесами связываться, — словно прочитав мои мысли, в сердцах сказала дворничиха. — Будешь докидывать-то? — кивнула она на остатки снега.
— Буду, — беря лопату, задумчиво ответил я и снова стал сначала неохотно, а потом все более и более увлекаясь, бросать в кузов лопату за лопатой, радуясь той ловкости и силе, с которыми действовал.
Когда снега на мостовой не осталось, я отдал благодарной дворничихе лопату и, гордясь собой, вошел во двор.
Двор был пустынный, а снег такой пушистый и белый, что очень захотелось пробежаться по нему. Но я сдержался — скажут еще: маленький! — и степенно пошел к своему подъезду. Ямочки, по которым прыгал утром, уже соединились и превратились в узенькую тропинку с высокими и неровными краями.
«Ну что состязания? Выйду — и так начну!..» — с радостным нетерпением подумал я и, оглянувшись, ударил свободной рукой по воздуху и смутился. От сарая, как бы обнявшись с охапкой дров, по-медвежьи шагал дядя Владя. Я хотел поскорее убежать домой, но он окликнул меня:
