Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе - [5]

Где расположена твоя дивная, волшебная страна детства, читатель? Если она там, где, казалось, огромная (а на самом деле совсем маленькая) гора, спускающаяся от села к реке, где песчаный обрыв над рекой, на котором так хорошо игралось «в Чапаева», где совсем неподалеку огромный и страшный лес, в котором обитают «разбойники», если твою родную деревню называют Иваниха, или Олепино, или Маныловица и расположена она в Московской, Владимирской или Вологодской области, «Капля росы» поможет тебе ощутить непреходящую прелесть родных твоих мест. А если детство твое связано с городским двором, книга Солоухина расскажет о запахе, цвете и звуках русской сельщины, и сердце твое защемит от грусти, от острого желания ощутить, почувствовать, узнать силу сказочного волшебства, о котором повествуется в ней. Повествуется с такой душевной теплотой и поэтичностью, что книга полностью забирает в полон и неотрывно ведет за собой. Вот как видится, к примеру, автору раннее заревое утро:

«Алые облака, округлые, как бы надутые, плыли по небу с торжественностью и медлительностью лебедей; алые облака плыли и по реке, окрашивая цветом своим не только воду, не только легкий парок над водой, но и широкие глянцевитые листья кувшинок...

Старик рыболов прошел по лугам, и в руке у него красным огнем полыхала крупная пойманная рыба.

Стога сена, копны, дерево, растущее поодаль, перелесок, шалаш старика — все виделось особенно выпукло, ярко, как если бы произошло что-то с нашим зрением, а не игра великого солнца была причиной необыкновенного утра».

В прозе Солоухина, как и в прозе Белова, Абрамова, Носова, Шукшина, Крутилина, — поэзия родной земли, поэзия жизни, крестьянского труда.

Я бы ввел их книги, лучшие из них, в качестве обязательного чтения для учащихся сельских школ, потому что школа должна воспитывать у своих питомцев любовь к сельскохозяйственному труду.

Из века красоту, поэзию крестьянского труда острее всего чувствуют деревенские ребятишки. И может быть, одна из главных удач В. Солоухина в том, что он рассказал о поэзии крестьянского труда через восприятие своего детства. Конечно же, многое устарело в этом восприятии, потому что детство писателя пришлось еще на довоенные годы, а сколько появилось после этого в колхозной деревне новых, невиданных ранее примеров. Но в том-то и ценность этой книги, что В. Солоухин рассказывает здесь только то, что сам пережил, перечувствовал, что успел увидеть и полюбить на земле. И, судя по книге, с особой яркостью запомнил он первые встречи с «великими колхозными работами» — уборкой и молотьбой хлеба, севом, косьбой.

Страницы, где рассказывается о колхозной молотьбе и сенокосе, едва ли не самые поэтичные в книге В. Солоухина. Его точное, зримое слово в состоянии передать, казалось бы, непередаваемое. Как в отлогих лучах утреннего солнца загораются на траве капли росы, как одни из них мерцают глубокой зеленью, другие — чисто алого цвета, третьи матово светятся изнутри. Как это разноцветное горение сочетается с красками луговых цветов. Можно написать, говорит В. Солоухин, какой темный след остается, если пройти по седому росному лугу, и как красив осыпанный росой в лучах солнца обыкновенный хвощ, и многое другое, но нельзя передать на словах того состояния, которое охватывает человека, который ранним утром идет по росистому цветущему лугу...

Впрочем, состояние это передано В. Солоухиным удивительно точно. Особенно удались ему страницы, где описывается, как вышел на покос когда-то самый выдающийся, но теперь уже состарившийся олепинский косец Иван Васильевич Кунин, как обогнал в косьбе одного, еще одного и, наконец, достиг третьего. «Он остановился, тяжело дыша, рот его был открыт, но глаза старика горели живо и радостно. Схватив горсть травы, старик вытер ею мокрое, налившееся кровью лицо, и травяная мелочь прилипла к морщинистой стариковской коже, и стало не понять, отчего так мокры щеки: от пота, от росы или от слез совершившейся радости.

— Могу! — всхлипнул вслух старик и расслабленно опустился на землю. Он снова брал траву, и снова размазывал ею слезы по лицу, и все всхлипывал время от времени...

Я шел впереди и думал: что же такое таится в ней, в извечной работе земледельца, что, и самая тяжелая она и не самая-самая благодарная, но вот привораживает к себе человека так, что, и на ладан дыша, берет он ту самую косу, которой кашивал в молодости, и идет, и косит, да еще и плачет от радости?»

Вслед за «Лирическими записками», посвященными родному Олепину В. Солоухина, появилась еще книга, очень близкая им по духу, по аромату и вместе с тем отличная от солоухинской «Капли росы», — «Липяги» Сергея Крутилина. Что это — повесть? Нет. Роман? Нет. В «Липягах» отсутствует какой бы то ни было сквозной сюжет. Это, скорее, цикл новелл, новелл лирических. Значит, сборник рассказов? Ни в коем случае. «Липяги» — книга цельная, единая. Она пронизана одним настроением, одной любовью, и эта любовь — древнее среднерусское село Липяги, люди, которые Липяги населяют.

«Записки сельского учителя» — так определил автор жанр своей книги. И хотя мы подозреваем, что сельский учитель Андрей Васильевич, который ведет рассказ, — лицо вымышленное, и хотя мы понимаем, что имеем дело с прозой художественной, а не документальной, невозможно избавиться от ощущения, что летопись села Липяги, которую ведет местный учитель, не вымысел, а документ. Что существует оно и в самом деле на берегу реки Липяговки, впадающей в Теменку, а Теменка — в Чернавку, Чернавка — в Непрядву, в ту самую Непрядву, на берегу которой собиралось русское ратное войско перед Куликовской битвой, — существует много сотен лет это село Липяги, и в нем живет учитель Андрей Васильевич и описанные им в книге его земляки.