Самая красивая женщина в городе и другие рассказы - [66]

Бланшар сказал:

- Привет, Мари. Мари, это Чарли Серкин. Чарли, это Мари.

- Здорово, - сказал я.

- Здрасьте, - ответила Мари.

- Давай, мы зайдем на минутку, Мари, - сказал Бланшар.

(С деньгами только две штуки не так: когда их слишком много и когда их слишком мало. А я как раз снова попал в фазу "слишком мало".)

Мы взобрались по крутым ступенькам и пошли за нею по такому длинному, разросшемуся вбок дому - то есть, где сплошная длина и никакой ширины, и тут же оказались на кухне, за столом. На нем стояла ваза с цветами. Мари вскрыла 3 бутылки пива. Села.

- Ну вот, Мари, - произнес Бланшар. - Чарли - гений. Грудью на нож. Я-то уверен, что он выкарабкается, но тем временем... тем временем, ему негде жить.

Мари посмотрела на меня:

- Вы в самом деле гений?

Я хорошенько приложился к бутылке.

- Ну, если честно, трудно сказать. Гораздо чаще я чувствую себя каким-то недоразвитым. Будто у меня в голове такие здоровые белые блоки воздуха.

- Он может остаться, - изрекла Мари.

То был понедельник, единственный ее выходной, и Бланшар встал и оставил нас сидеть на кухне. За ним хлопнула входная дверь, и он вымелся оттуда.

- Чем вы занимаетесь? - спросила Мари.

- Живу наудачу, - ответил я.

- Вы напоминаете мне Марти, - сказала она.

- Марти? - переспросил я, думая: боже мой, вот оно. И оно наступило.

- Ну, вы же безобразны, знаете ли. Я не имею в виду, что вы урод, я в том смысле, что вы биты жизнью, знаете. А жизнь вас действительно побила, вы биты даже больше Марти. А он был драчун. Вы были драчуном?

- Это одна из моих проблем: драться хоть как-нибудь стояще я никогда не умел.

- Как бы то ни было, вид у вас такой же, как у Марти. Вас побило, но вы добрый.

Мне такой тип знаком. Я узнаю мужчину, когда увижу мужчину. Мне нравится ваше лицо. У вас хорошее лицо.

Не имея возможности ничего сказать о ее лице, я спросил:

- У вас не найдется сигарет, Мари?

- Ну конечно же, голубчик, - она сунула руку в эту свою широченную простыню платья и вытянула пачку откуда-то из-под сисек. У нее там могло бы поместиться продуктов на неделю. Смешно. Она открыла мне еще пива.

Я хорошенько хлебнул, а потом сказал ей:

- Я мог бы, возможно, ебать тебя, пока слезы из глаз не брызнут.

- Послушай-ка сюда, Чарли, - сказала она в ответ. - Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали. Я - приличная девушка. Мама меня правильно воспитала.

Еще поговоришь так - и вылетишь.

- Прости, Мари, я просто пошутил.

- Так вот: мне не нравятся такие шутки.

- Конечно, я понимаю. У тебя виски не найдется?

- Скотч.

- Скотч пойдет.

Она вынесла почти полную квинту. 2 стакана. Мы смешали себе скотча с водой. Эта женщина много чего повидала. Как пить дать. Вероятно, она видала все это лет на десять дольше меня. Что ж, возраст - не преступление. Просто многие стареют плохо.

- Ты совсем как Марти, - снова сказала она.

- А я никого, похожего на тебя, никогда не видел, - ответил я.

- Я тебе нравлюсь? - спросила она.

- У меня нет другого выхода, - сказал я, и никаких соплей на этот раз она на меня не вывалила. Мы пили еще час или два, главным образом - пиво, но раз-другой разбавляя его скотчем, а потом она отвела меня к моей постели. А по дороге мы прошли мимо одного места, и она, разумеется, сказала:

- Это моя кровать. - Она была довольно широка. Моя кровать стояла впритык к другой. Очень странно. Но это ничего не значило.

- Можешь спать на любой, - сказала Мари, - или на обеих.

Что-то в этом отдавало обломом...

Ну и, разумееется, наутро у меня башка раскалывалась, а я слышал, как она громыхает на кухне, но не обращал внимания, как и подобает мудрому мужчине, и слышал, как она включила телик посмотреть утренние новости, телик работал на столе в обеденном уголке на кухне, и слышал, как у нее кофе заваривается, запах был недурен, но вони яичницы с беконом и картошкой я не переваривал, и звука утренних новостей я не переваривал, и поссать хотелось, и пить хотелось, но не хотелось, чтобы Мари знала, что я уже проснулся, поэтому я ждал, слегка обоссался (хаха, да), но хотел остаться один, хотел, чтобы весь дом был моим, она же все ебошилась, ебошилась по дому, и я, в конце концов, услышал, как она пробегает мимо моей кровати...

- Пора бежать, - сказала она. - Я опаздываю...

- Пока, Мари, - отозвался я.

Когда дверь захлопнулась, я поднялся, зашел в сортир и уселся, и ссал, и срал, и сидел в этом Новом Орлеане, далеко от дома, где бы ни был мой дом, и тут увидел паука - тот сидел в паутине в углу и смотрел на меня. Я это точно знал, поскольку паук сидел там давно. Гораздо дольше меня. Сначала я подумал: а не убить ли его? Однако, он был такой жирный, счастливый и уродливый, просто хозяин всего заведения. Надо будет немного выждать, пока время не придет. Я встал, подтер задницу и смыл. Когда я выходил из сортира, паук мне подмигнул.

Мне не хотелось забавляться с тем, что осталось от квинты, поэтому я просто сидел в кухне голышом и понять не мог: как это люди могут так мне доверять? Кто я такой? Люди - сумасшедшие, люди - простаки. От этого я запсиховал. Да еще как, черт возьми. Десять лет уже живу без профессии. Люди дают мне деньги, еду, места, где кости кинуть. Неважно, кем они меня считают, идиотом или гением. Я-то сам знаю, что я такое. Ни то и ни другое. Меня не касается, почему люди дарят мне подарки. Я их беру, причем беру, не ощущая ни победы, ни принуждения.