Самая длинная ночь - [82]

Г е о р г и й. Здорово, брат! (Обнимает Алексея.) Где можно встретиться, если не в отчем доме!

Люба и Зоя выходят в прихожую.

Л ю б а. Какой гость!

Г е о р г и й. Все несчастья современного мира от трех зол: поливитаминов, телевидения и телефона. Эрзац питания, эрзац искусства, эрзац общения. Когда-то люди хоть письма писали друг другу. Эпистолярная литература… Что останется от нас? Обрывки телефонных проводов и погнутые мембраны. Давненько не виделись.

А л е к с е й. С полгода, наверное. А еще говорят: мир тесен.

Г е о р г и й. Тесен-то он тесен… Слишком много стало улиц с односторонним движением.

Л ю б а. Как всегда: метафоричен и афористичен.

Г е о р г и й. Язвите, сестренка. (Целует Любу.) Нам за глубокомыслие деньгу платят. (Алексею, указывая на Зою.) Ее можно?

А л е к с е й. У нее спроси, такие вопросы она решает самостоятельно.

З о я (Георгию). Тебе можно. (Подставляет для поцелуя щеку.)

Г е о р г и й. Нужен портрет для обложки. Журнал «Советская женщина». Хочешь, сосватаю?

З о я. Я не тщеславна.

А л е к с е й. У нее и так от поклонников отбоя нет.

Г е о р г и й (похлопал Алексея по плечу). Счастливчик… А где отец?

А л е к с е й. Мы тоже хотели бы это знать. Его дома нет.

Г е о р г и й. Как нет?

З о я. Вот так — нет…

Г е о р г и й. А вы что тут делаете?

А л е к с е й. Тебя поджидаем.

Г е о р г и й. Вы знали, что я должен прийти?

А л е к с е й. Не знали, но этого следовало ожидать.

Л ю б а (Георгию). Тебя вызвал папа?

Г е о р г и й. Да. (Алексею и Зое.) И вас тоже?

Л ю б а. Не сказал, зачем?

Г е о р г и й. Когда он позвонил, шло редакционное совещание, не мог расспрашивать. Ты-то, надеюсь, в курсе?

Л ю б а. Отнюдь. Сама ничего не понимаю. Я не знала, что он вызвал вас. (Показывает Георгию записку.) Вот вся информация, которой мы располагаем в данный момент.

Г е о р г и й (прочитал записку, снисходительно). Ну, старик… С росчерком: Ко-че-ва-рин. Мог бы и не подписывать — такую цидулю мог сотворить только он, наш дорогой родитель. Прошу — в смысле «повелеваю». «Я — царь, я — раб, я — червь, я — бог»…

А л е к с е й. Он позвонил нам ночью. Знаешь, мне не понравился его голос. Что он тебе сказал?

Г е о р г и й. Не вникал. Он, как всегда, не вовремя. Подвал сняли, шеф на бровях ходит… Черт! Не знаю, что делать: отпускать машину или нет? Рабочие на даче, у Катьки ангина, Стасика в лагерь нужно собирать… Муся в истерике… (Провел рукой по горлу.) Во! Под завязку.

З о я. Мы с Алексеем уедем ровно через двадцать минут.

А л е к с е й. Встреча с Иваном Феодосьевичем. Сам понимаешь…

Г е о р г и й. В офисе или на даче?

З о я. На даче. Сегодня суббота.

Г е о р г и й. Шустро. В конечном счете этот почтенный старец решает все… Куда? Какие палестины?

З о я. Только не палестины. Без нас. Европа!

Г е о р г и й. А-а… (С усмешкой, понимающе.) Загнивающая старушка Европа… Впрочем, там сейчас тоже стреляют. Торгпредство?

А л е к с е й. По специальности.

Г е о р г и й. Шустро. Как это вам удалось?

З о я. Что ты у него спрашиваешь? У меня спроси.

Г е о р г и й. Молчу. (Алексею.) Я всегда говорил: из этой невинной куколки образуется такая бабочка… Бедный Иван Феодосьевич. (Зое.) И тебя берут?

З о я. Пока машинисткой. Там видно будет. Два языка как-никак.

Г е о р г и й. Аленку с собой возьмете?

А л е к с е й. Я предлагаю оставить у стариков. Зоя против.

З о я. Еще не хватало! Замучают ребенка.

А л е к с е й. Мама была бы рада.

Л ю б а. Маме и так хватает.

З о я. При чем тут мама? Маме я бы оставила ребенка не задумываясь. В этом доме командует один человек.

А л е к с е й. Ничему плохому он не научит. Он всегда искренне желал нам добра.

З о я. Он всегда…

Г е о р г и й (перебивает). Хватит, ребята. Хватит. Его тоже можно понять.

З о я. Счастливый у тебя характер, Гоша: все можешь понять.

Г е о р г и й. Терпимее нужно быть, дорогие мои, берегите нервы. Живем один раз. Как это у Жени Евтушенко: «И спасибо той арбузной корке, на которой поскользнулся ты… И спасибо самой сильной боли…»

З о я (скептически). Философия…

Пауза.

Л ю б а (Георгию). Чаю хочешь?

Г е о р г и й. В другой раз, ладно?

Л ю б а. Когда он будет, этот другой раз, — через полгода?

Г е о р г и й. Разве я себе принадлежу! Читали мой последний материал?

А л е к с е й. Еще бы! У нас в отделе до сих пор на стенде висит. Тема животрепещущая. И написано с блеском. Много было разговоров. Лестно.

Г е о р г и й. Наверху тоже отметили. (Достал трубку, раскуривает.) Ты как живешь, Любаша?

Л ю б а. Тебя это очень интересует?

Г е о р г и й. Мы все искренне желаем тебе счастья.

Л ю б а. Терпеть не могу лицемерия. Плевать вам на меня.

Г е о р г и й. Ну вот, обиделась… (Обнял сестру.) Засиделась ты здесь. Замуж пора.

Л ю б а. Не берут.

Г е о р г и й. Это тебя-то? (Гладит по голове.) Ты у нас самая славная, самая добрая.

З о я. На добряках воду возят.

А л е к с е й. На дураках.

З о я. Это одно и то же.

Г е о р г и й. Не скажи. Дурак не ведает, что творит, а добряк… Добряк, он все понимает. (Гладит сестру по голове.) Жертвенная натура.

Л ю б а (отстраняется). Оставь! Маму жалко, а то бы давно… Мама — единственное, что нас всех как-то еще соединяет.

З о я. Внимание! Кажется, нашелся наконец самоубийца.