Самарская вольница - [147]

— Что надумал, Ивашка? — Янка Сукин поторопил коня, потому как Балака направил своего не к башне, а к воротам в город, где жили стрельцы побранных сотников.

— Да как же — что? Надо Никиту упредить от воеводского лиха! — обернувшись к товарищу, вразумил Балака своего неохватного в плечах напарника. — Кой черт нам по кругу кружить, и без нас солнце вот-вот из-под земли выскочит. Надо спешить, едем!

— Ох, Ивашка! Быть и нам в руках Ефимки, чует моя спина! — закачал головой Янка, но от товарища не отставал.

В воротах стоял рейтарский караул. Солдаты с удивлением взирали на конных стрельцов, которые ехали прямо на них.

— Куда, братцы служивые? Еще не было команды впущать в кремль с города, — сказал один из них, загораживая дорогу.

— А ты никого и не впущай, дурья и пустая твоя голова! — озлился Ивашка Балака на безусого рейтара, взятого в службу из бобылей. — Аль не видишь, что мы не въезжаем, а выезжаем! Отопри, по делу от воеводы надобно!

Рейтар, видя, что перед ним служивые бывалые, да еще и пятидесятник стрелецкий, который недавно проверял их службу у ворот, затоптался в раздумье, его напарник сказал с явным безразличием в голосе:

— Да отопри, чево там! Велено не впущать, а чтоб не выпущать никого — так не велено.

— Во, умный поп тебя крестил, сразу видно, — засмеялся Ивашка Балака. — Послужишь с наше эдык лет пятнадцать, добрый солдат из тебя получится, может, и ротмистром станешь!

Рейтар, все еще в сомнении раздумывая, снял запор и раскрыл ворота, стрельцы пришпорили коней и пыльной тесной улочкой поскакали по городу. Где жил Никита Кузнецов, Ивашка хорошо знал, а потому в две минуты были у его подворья. Рукоятью бердыша Янка торкнулся в ворота. Похоже было, что Никита всю ночь не спал, на порог выскочил не только одетым, но и с оружием. Вслед за ним, запахнув на груди ватную душегрею, вышла на порог и Параня, обеспокоенная ранним стуком. Никита увидел Ивашку Балаку и немало тому порадовался, хотя смутная тревога прозвучала в его голосе, когда спросил, что привело пятидесятника к его дому.

— Ты вот что, Никита, — заторопился Балака сказать главное. — Оба ваших сотника в пытошной на дыбе висят у воеводы… Посланца от атамана Игнашку Говорухина ярыжки выследили и ухватили, воеводины псы еле живого сволокли с дыбы и по уши в землю закопали около раскатной башни…

— Ох ты, бес его возьми, как же так? Ведь вышли от Хомутова бережно, вроде бы и не видел никто. Что повелел сказать Игнат, говори. — Никита был крайне встревожен известием: оказывается, воевода зря времени не тратил в эту ночь!

— Игнашка просил тебя упредить, чтоб вы береглись от воеводских рук. А сотников воевода удумал поутру, побив, в Волге тайно утопить. Так что вы со своими людишками досмотр за берегом учините, чтоб отбить сотников, коль живы будут. Уразумел? И еще сказал Игнашка: встречь головному войску в лодке казак поплыл, будет торопить с приходом в Самару. Да вот поспеют ли, не поздно ли будет для сотников?

Никита, приободрясь вестью, что атаман будет весьма скоро извещен о делах здесь, поблагодарил Балаку, спросил:

— Ежели мы теперь же встанем на воеводу боем, ваши стрельцы из кремля не учинят отпора?

Балака прикинул что-то, потом уверенно ответил:

— Я свою полусотню тако же поведу боем на воеводу, чтоб ему пусто было на земле, аспиду! Что до полусотни Гришки Аристова, тут дело иное. Но мы постараемся сотника Порецкого подобру в доме запереть, без всяких обид, чтоб в свару не лез. А вот с рейтарами иное дело, они люди не здешние, набраны ехидным маэром кто откуда. Эти могут и за воеводу встать.

— Надо, Ивашка, чтоб не успели рейтары вступиться за Алфимова. Ты вот что, малость побудь с Янкой здесь, я соберу кого наспех. Надо перво-наперво воротную башню захватить, иначе в кремль не войти будет без сильного боя. — Никита вспомнил слова пушкаря о желании взять пушки в свои руки, добавил: — Еще бы Ивашку Чуносова с пушкарями в кремль как провести да раскатную башню самим захватить. Упаси Бог, в кремле воеводе с детьми боярскими да с рейтарами засесть, не враз их оттуда удастся выкурить!

— Упредим воеводу, — снова пообещал твердо Ивашка Балака. — Он из своего дома не выскочит от ружейного огня. Иди и взбуди Ивашку Чуносова, со мной в кремль войдет.

— Да пусть пушкари как ни то уберегут атаманова посланца Игната Говорухина, коль он под их башней прикопан… Горе нам будет, ежели кто из рейтар на бегу копьем альбо саблей по голове ударит… И наших сотников из пытошной надобно вызволить всенепременно. За это мы с Митькой Самарой сами возьмемся.

Ивашка Балака тряхнул головой, поторопил:

— Давай за дело, Никита, мешкать недосуг, вот-вот к заутрене ударят. Рейтары да дети боярские пробудятся. Собирай своих и за нами к воротной башне кремля. Караул нам ворота откроет, а там и вы следом. Кличь стрельцов, Ивашку Чуносова сами побудим.

Никита повернулся к Паране, та без слов упала ему на грудь — знала, куда собрался муж, не плакала, только давилась молчаливыми, сдерживаемыми всхлипами. Погладив по простоволосой голове Парани, Никита сказал на прощание:

— Молись за нас всех, Параня… Детишек береги, ежели что. — Повернулся и пошел к калитке. Не видел, но понял, что Параня перекрестила его в спину, на душе стало легче. Никита, наверняка зная, что за ним могут следить воеводские ярыжки, быстро прокрался сначала к Митьке Самаре, потом взбудил Еремку Потапова, Гришку Суханова, других стрельцов своего десятка. Гришка побежал звать обоих сынов сотника Михаила Пастухова вызволять из пытошной своего родителя, заодно кликнуть и пятидесятника Федьку Перемыслова с сыновьями, и иных стрельцов, кто рядом живет, да пятидесятников Хомуцкого и Торшилова упрашивать в командиры.