Самарканд - [76]

Когда мы добрались до энджумена, то увидели Фазеля, окруженного несколькими десятками вооруженных человек. Сам он был без ружья, только при пистолете — австрийском «Манлихере», — который служил ему для того, чтобы указывать каждому место, которое он должен занять. Он был спокоен, не то что накануне — так может вести себя человек действия, когда приходит конец невыносимому ожиданию.

— Ну вот! — бросил он нам с едва заметным победным выражением. — Все, о чем предупреждал Панов, сбылось. Полковник Ляхов устроил государственный переворот и провозгласил себя военным комендантом Тегерана, введя в городе комендантский час. С утра открыта охота на сторонников конституции по всей стране. Не исключая и, Тебриз.

— Как быстро развиваются события! — удивился Говард.

— Русский консул, которого предупредили о перевороте телеграммой, проинформировал религиозных деятелей Тебриза. Те призвали своих собратьев собраться в полдень в Девиши, квартале погонщиков верблюдов. А оттуда уж разошлись по городу. В первую очередь отправились к одному моему знакомому журналисту — Али Мешеди, выволокли его из дому, невзирая на крики его жены и матери, перерезали ему горло, отсекли правую руку и бросили в луже крови. Но не сомневайтесь, до наступления вечера Али будет отмщен.

Голос Фазеля дрогнул, выдавая его волнение, он помолчал, задышал ровнее и продолжил:

— Я пришел в Тебриз потому, что знаю: этот город выстоит. Земля, на которой мы находимся, все еще управляется конституцией. Отныне парламент и законное правительство здесь! Битва предстоит знатная, следуйте за мной!

Мы с Говардом и еще с полдюжины сторонников Фазеля двинулись за ним. Он вывел нас в сад и, обойдя дом, подвел к деревянной лестнице, конец которой терялся в густой листве. Мы взобрались по ней на крышу, перешли мостик, поднялись еще на несколько ступенек и оказались в помещении с толстыми стенами и узкими окошками, похожими на бойницы. Фазель предложил нам взглянуть на город сверху: мы были как раз над самым уязвимым местом квартала, перегороженным баррикадой. За ней виднелось десятка два человек с карабинами на изготовку.

— Есть и другие, — пояснил Фазель. — И так же решительно настроенные. Они перекрыли все подступы к кварталу. Будет чем встретить свору реакционеров.

«Свора», как он выразился, была между тем уже неподалеку. Она, должно быть, задерживалась в пути, предавая огню дома, в которых собирались «сыновья Адама», но теперь приближалась.

В какой-то момент все вокруг нас и под нами задрожало. Как бы ты ни был готов к зрелищу разбушевавшейся толпы, призывающей к смерти и мчащейся прямо на тебя, какие бы толстые стены ни укрывали тебя от нее, испытание это — одно из самых страшных.

— Сколько их? — невольно вырвалось у меня.

— Тысяча-полторы, — громко, четко и спокойно ответил Фазель и добавил, словно отдавая приказ: — Ну а теперь мы их испугаем.

И распорядился выдать нам с Говардом ружья. Мы обменялись взглядами, в которых сквозило веселое удивление, и с отвращением и одновременно завороженно взяли в руки врученные нам холодные предметы.

— Встаньте у окон и стреляйте в тех, кто будет приближаться. Я должен вас покинуть, у меня для этих варваров заготовлен один сюрприз!

Фазель вышел. Завязался бой, хотя, возможно, назвать это боем было бы преувеличением. Орущая и беснующаяся толпа налетела на баррикаду, стремясь с ходу взять ее, словно это был бег с препятствиями. «Сыновья Адама» стали стрелять, с десяток нападающих упали, остальные подали назад, лишь одному удалось взобраться на баррикаду, его проткнули штыком. Не в силах наблюдать за агонией, я отвел глаза.

Большая часть манифестантов держалась теперь подальше от баррикады, продолжая призывать к смерти. Затем последовала вторая волна атаки на баррикаду, на сей раз более умелая, сопровождаемая стрельбой по ее защитникам и окнам. Один из «сыновей Адама» получил пулю в лоб, это была пока единственная потеря с нашей стороны. Залпы его товарищей стали косить первые ряды атакующих.

Наступление захлебнулось, противники конституции отступили, готовясь к новому броску, но тут вдруг залп чудовищной силы сотряс квартал. В гущу атакующих угодил снаряд, они бросились врассыпную. Защитники демократии принялись потрясать ружьями с криком «Machrouté! Machrouté!» («Конституция! Конституция!»). Десятки трупов остались лежать перед баррикадой.

— Мое ружье все такое же холодное, я не израсходовал ни одного патрона. А ты? — шепнул Говард.

— Я тоже.

— Видеть в прорезь прицела голову незнакомца и нажать на спусковой крючок…

Несколько минут спустя появился ликующий Фазель.

— Ну как вам мой сюрприз? Это старая французская пушка — наша Банж[76], проданная нам одним офицером. Она на крыше, пойдемте полюбуемся на нее! В ближайшее время установим ее на самой большой площади Тебриза и напишем: «Эта пушка спасла конституцию».

Мне показалось, что он слишком оптимистичен в оценке происходящего, хотя и нельзя было не признать, что за несколько минут одержана важная победа. Стала ясна его цель: создать островок, где приверженцы конституции могли бы собраться, найти убежище, но главное — обдумать, каковы их последующие действия.